Восьмидесятые...

***

Безысходность, маета,
В перспективе – пустота…
Ветер дует за окном,
Я – ничтожный, жалкий гном.

Все дорожки – не мои,
К целям всем придут другие!
Все равно: друзья, враги ли –
Жаловаться – не моги.

Ночь в проливе Гибралтар,
Свет луны из поднебесья –
Не увидишь, хоть убейся,
Не услышишь звон гитар.

Не услышу звон ситар,
Не узнаю запах прерий,
Не создам я буф–мистерий,
Погублю свой Божий дар

Книг своих не напишу,
Не прославлюсь как разбойник,
И хотя еще дышу,
Я давно уже покойник.

Так и доживу – в прихожей,
Не изведав странствий троп,
Не считая той, расхожей,
По которой возят гроб…

Зависти не ощутив укус,
Не почуяв славы пенье,
Не узнав богатства вкус,
Подыхай,
               брюзга,
                             в забвеньи.

1981

* * *

Отвлекает меня от главного
Моя «основная» работа.
Меня, певца богоравного,
Она превратит в идиота!

Что толку служить «при науке»
Доверчивый люд дуря?
Бездарности совести муки
Испытываю и я.

Господь наказал сомнением
И верой в свою звезду.
Так награди откровением,
А то, не войдя, – уйду!

Чтоб сердца и мозга горением
Души засветился фонарь
Накажи–награди откровением
Как кровь отворяли встарь!

1985

СИТЦЕВАЯ СВАДЬБА                                      

                                              Лене

 За семь лет немало бед
На земле произошло,
А у нас с тобой, мой свет,
Все любовь, да совет!

Разменялись – кто быстрей –
Четверо секретарей…
А у нас с тобой, мой свет,
Все любовь, да совет!

Перестройка? – Не беда!
Все туда, а мы куда?
Впереди у нас, мой свет,
Все любовь, да совет!

Ускоряясь, на краю
Изобилия стою…
Позади у нас, мой свет,
Все любовь, да совет!

Есть у нас и сын, и дочь,
Кто же сможет им помочь:
«Ускоряясь, перестроим,
Перестроясь, все ускорим»? –
Прежде времени не сдохнем,
И до срока мы не охнем:
Ведь у нас с тобой, мой свет,
Все любовь, да совет.

1 декабря 1986 г.

***

В Молок?во разрушили дом моих предков.
Опустела деревня, колодцы загнили…
"Городки" не вздымают на улице пыли,
И прохожий–проезжий бывает здесь редко…

И в Едреево нет никого – нет деревни!
В Алексеевском нет. А на Шаче –
Ни неродок, ни баб, ни, тем паче, –
Исторической памяти – коротней древних.

И зачем мне все это? Не знаю, не знаю…
Только влито в меня это очень надолго –
Ярославль, Кострома, Молоково и Волга,
И, живя в Бессарабии, я повторяю,
Прикасаясь к виску ладонью сиделки:
Это Бел–ки–ны,
                       Бел–ки–ны,
                                      Бел–ки–ны,
                                                      Бел–кин…

1987

***

Я завидую тебе воробей:
Прилетел в Москву и живешь.
Этот город, и правда, хорош,
Этот город – моя колыбель.

Я тебе завидую кот:
Ходишь по моей мостовой.
Этот город давно не мой –
тридцать лет и седьмой год.

Я хочу быть тобою вода:
Я омою собою дома,
А Москва незаметно сама
Примет в лоно меня навсегда.

Я не раз здесь, конечно, был,
Но живу в другой стороне.
Почему же так дорог мне
этот город, где я не жил?

На бульварах друзей не встречал,
Не бывал в этих старых домах,
Ни на деле, ни на словах,
На приезжих людей не серчал.

И в пустынном метро зимой,
Я любимых не целовал,
И по улице Крымский вал
Не шагал по ночам домой.

За любовь презираю себя:
Слишком долог страданий срок…
Ах, Москва – наказанье, рок!
Ах, Москва, ненавижу тебя!

Я завидую тебе воробей:
Прилетел в Москву и живешь.
Этот город, и правда, хорош,
Этот город – моя колыбель.

1986