Русский

Такое родное, такое близкое слово – и такое мудрёное. И о том что оно обозначает – нескончаемые споры идут. Был лишь один период в русской истории новейшего времени, когда все споры были вынесены, так сказать, за скобки. Это советское время, когда «русский» означало национальность, существовал механизм определения национальности,  и имелась запись в паспорте – кто ты по национальности. «Русским» можно было «записаться», если хотя бы один из родителей по своему паспорту – русский.  До этого, то есть «до революции» такого признака как национальность не существовало. Был признак «вероисповедание» и как-то молчаливо считалось, что «православный» это и есть – русский.
После гибели СССР были разрушены не только юридические нормы и традиции, но и вся матрица бытия, включая самое фундаментальное свойство народа: его ценностную и этическую систему. Наиболее активным, едким веществом, разрушавшим основы, были так называемые «демократы» – узкий слой высшего эшелона власти и населения смешанного этнического и социального состава. Одним из их важнейших пунктов программы разрушения была отмена «позорной пятой графы», то есть той строки в паспорте, где указывалась национальность. Почему национальность могла быть «позорной» можно гадать, а можно просто знать и чувствовать – для кого именно и какая конкретно национальность ощущалась как «позорная». Ну, да и бог с ними, избавились они от своего позора, так избавились.
Теперь мы живем в России, 80-85 процентов населения которой считают себя русскими. Быть или не быть русским стало индивидуальным решением вне каких-либо норм и правил. И для этого самого – индивидуального уровня, для личной жизни, – этого, видимо, вполне достаточно.  Сложности возникают на государственном уровне в системе межнациональных отношений и регламентации этих отношений. Ряд национальностей, проживающих в России имеют свои административные образования: республика Татарстан, Чеченская республика и т.д. На территории этих республик сформировано понятие титульной нации: татары, чеченцы, башкиры и пр. Существуют государственные меры по защите и развитию национальной – то есть татарской, чеченской и т.д. культуры, языка. Русские жители этих республик оказываются вне аналогичной защиты, их роль становится близкой к статусу приезжих, гостей… Это порождает разного рода диспропорции и трения. И господствующая тенденция – к обострению этих трений, а не к их сглаживанию.
В общем получается так, что русские как юридическое понятие как бы не существуют. Русские – это понятие близкое к таким категориям как, скажем, «любитель музыки» или «весельчак». Что-то вроде хобби или весьма неопределенной черты характера.
В Конституции России слово русский встречается, кажется, один раз: «Государственным языком Российской Федерации на всей ее территории является русский язык». Существование русского народа из этого никак не следует. Есть, например, на свете австрийцы, говорящие на немецком языке, есть американцы всевозможных этничностей, говорящие на английском, есть множество существенно различающихся этносов, говорящих на испанском и т.д.
О том, что русский язык – это язык русского народа, сказано, быть может, лишь в научных работах господ этнологов или филологов…
Ну, а в чем проблема-то? Ну, нет в России русских как юридического понятия – и что из того?
А многое из того… Из того самого, чем озабочены выше названные и не названные народы – татары, башкиры, алтайцы, чеченцы, ингуши прочие: защитой и сохранением своего языка, культуры, традиций. Защиты со стороны государства, защиты, возведенной в обязанность государства. И даже не просто обязанность – а смысл его существования. У русских нет такими целями и свойствами обладающего государства, нет и административных образований более низкого уровня.
Нужно ли это русским и если да, то зачем? Да, нужно. Нужна государственная  защита и языка, и культуры и традиций. В каких формах это надо защищать и от каких угроз – вопрос, нуждающийся в тщательной проработке. Надо также определить: что именно в этих огромных, сложных, динамичных, меняющихся системах – язык, культура и традиция – надо защищать, охранять, а что может изменяться в ходе всеобщих трансформаций. Сохранению и пристальному наблюдению за происходящими изменениями подлежат фундаментальные, идентификационные качества народа: его ценностная матрица и этическая система. И то и другое на сегодняшний день можно считать вообще не описанными, не изученными сущностями. А потому – в том числе и потому – их можно как угодно модифицировать и даже полностью заменить на любые другие. Именно к этому и стремятся те, кто в ходе процесса так называемых реформ превращают большой, сильный, талантливый, творческий, умелый народ в некий ресурс, подобный стаду…

Вопрос о языке стал надежным инструментом разделения народов. Вершина так называемой «ленинской национальной политики» – выведение национальных русофобских элит, наделение их нравственной легитимностью и передача им суверенной власти. Во всех бывших союзных республиках этим инструментом – статусом языка –  полностью переформатировали свои квазигосударства, выведя русских в категорию второсортных людей, объявив русский – языком врагов, оккупантов, произведя борьбу с «русификацией».

И в самой России есть области, края и республики, в которых русский переведен на второе место после языка «коренных» народов. Всех обязывают изучать язык этих «коренных» народов, утверждая, что в этом и состоит главный аспект защиты национальных культур и самих народностей. Защиты от кого? От русских? К чему это может привести и, скорее всего, приведет? К тому же, к чему это привело во всех без исключения бывших союзных республиках: к отчуждению народов, к взаимной вражде. Следующий шаг – такой же, как и в этих республиках: «чемодан-вокзал-Россия». Именно это произойдет в наших национальных автономиях. И Россия еще раз развалится на еще более мелкие части. Особый статус национальных языков – смертельный яд для целостности страны. Русский язык должен быть не только государственным на всей территории России, он должен быть коренным на всей территории. И русский народ должен быть юридически определен как коренной повсеместно. И тогда, скажем, в Якутии или где-либо еще, увлеченный своей культурой якут вправе будет выбрать на уровне среднего образования такую программу, такую сетку часов, в которой якутскому языку уделено времени больше, чем русскому. Это – его выбор. Но и живущий в Якутии русский тоже должен иметь право симметричного выбора в пользу русского языка и русской культуры.
Никто ни у кого в гостях, все в России – у себя дома. И наш дом – не плавильный котел, а букет прекрасных цветов, сад чудесных растений. Но в нашем большом общем доме должны быть правила, ограничивающие поведение рамками региональной традиции. Не следует, например, русским, выпив водочки, горланить задушевные русские песни на весь аул, жители которого в массе своей мусульмане и стремятся придерживаться своих традиций. И дагестанским парням не следует стрелять в воздух в связи с переполняющими их чувствами радости за жениха и невесту, если свадьба проходит не в горном ауле, а в Москве или в Саратове.
Но есть и другие инструменты, не такие острые как язык, но не менее, а, по большому счету, более опасные. Это инструменты разрушения ценностного ядра и этической системы.

По моему мнению – и кое-чем я его могу подкрепить, но чуть позднее – эти два элемента, эти два идентификационных признака народа – более важны, чем язык. Утрата языка – большая беда для любого народа, беда сродни катастрофе. Язык – базис и связующий элемент культуры. Но даже утрата языка не означает исчезновение народа как именно этого народа. Нужен пример? – Он есть: евреи. Евреи живут по всему миру, говорят на каких судьбе было угодно языках, но веками остаются именно евреями. Да, они как никто в мире буквально помешаны на собственной этничности. Они и в самих себе и во всех прочих людях с предельной тщательностью исчисляют процент еврейской крови и канал ее поступления: от матери или от отца. Но не это, или не одно лишь это позволяет им оставаться евреями и в глазах собственных и в глазах окружающих. Думаю, это происходит потому, что они сохраняют и свою систему ценностей, и свою этическую систему и, конечно, память о собственной истории, традиции. Эти знания и эту память они могут столетиями сохранять на самых разных языках. И даже однажды, спустя тысячелетия, восстановить тот язык, который был некогда утрачен, казалось, безвозвратно. Как им это удается? Каким образом они сберегают столь сложные комплексы как национальная  ценностная матрица и национальная этическая система? И при этом могут погружаться – на протяжении многих и многих поколений – в любую другую культуру, в любую – даже чуждую, даже враждебную – ценностную систему. Евреи эту свою особенность, свою силу, знают. Знают также, что никто более в мире этой силой не обладает. Однако, за эту свою силу и стойкость евреи заплатили огромную цену: у них нет Родины. У каждого из них есть страна пребывания, которую можно выбирать исходя из потребительских качеств страны  и собственных возможностей, но Родины – сакральной, метафизической сущности, за которую другие народы отдают собственные жизни – нет. Что касается попытки в виде Израиля обрести Родину, то еще рано делать исторически значимые выводы. Хотя много в этом отношении удалось добиться.
Явлению исключительной и не имеющей аналогов резистентности евреев к любым внешним воздействиям нет удовлетворяющих меня объяснений. Да – иудаизм, да – генетика… Ни тот, ни другой факторы для меня не выглядят исчерпывающе убедительными. Равно как и утверждение о богоизбранности этого народа, которое, разумеется, вообще все объясняет, – но только не мне.
Сказанное о евреях не является призывом ко всем народам перестать заботиться о своем языке. Пример был приведен для того, чтобы обнажить и в какой-то мере обосновать утверждение об особой идентификационной роли ценностной матрицы и этической системы каждого народа.
И теперь я снова вернусь к русским в России (да и в СССР то же самое было  – но об этом, к несчастью, уже поздно говорить). Отсутствие юридически закрепленного наличия (даже не какого-то там статуса, а хотя бы наличия) русских в России делает невозможным защиту и сбережение самого главного: ценностной матрицы и этической системы. Их как бы и не существует. (Нет: в научных или публицистических статьях, в романах и повестях – пишите об этом сколько угодно: толку-то!) А потому можно этому несуществующему народу навязать любую систему ценностей и морали, можно подвергнуть его такому «реформированию», после которого от него даже рожки да ножки не останутся.
Именно это сейчас и происходит: нам навязана чуждая русскому народу социально-политическая и экономическая парадигма. Защитить нашу ценностно-этическую систему пока невозможно – потому что она не сформулирована в каких-либо измеряемых параметрах. То есть, ее просто как бы нет. И народа, который это мог бы, хотел бы и должен был бы сделать – тоже как бы нет. И не только «в юридическом смысле»  – о чем я уже упоминал, а в гораздо более действенном – единственно действенном! – политическом смысле. Русские как позитивный политический фактор внутри России не существуют. Как ресурс – этнокультурный, электоральный и тому подобное – существуют. А как позитивный политический ресурс – нет. А с этого места мы должны будем, раз такое дело, говорить о национально-ориентированных русских социальных группах и отдельных личностях. Уже загодя, еще до своего появления, эти группы были описаны как «русский фашизм», «русский национализм» и прочие ужасы. И описаны не как грядущие опасности, а как уже существующие зародыши, маргинальные группы, боевые ячейки и прочее. Ими пугали, их показывали по телевизору…
Были и есть национально ориентированные авторы – историки, философы, писатели и прочие – пишущие о проблемах русского народа, пишущие много, талантливо, глубоко. Но позитивным политическим фактором никто из них и никакое их объединение не становится. Их, так сказать, держат за пугало, показывают врагам России как опасное явление, на борьбу с которым надо выделить побольше денег. И все.
Почему?
Потому что превращение идеи в политически значимую, означает формирование на ее основе идеологии. А вот этого не произошло. Идеи есть – идеологии как политического инструмента – нет.
На роль объединяющей русских идеологии претендует православная религия и ее церковь. Уверен, что это гибельное для страны направление поиска, обретения национальной политической идеи, каковая всегда является и исторической целью и способом ее достижения. Православие никогда не объединяло народ в политическом смысле. В религиозном – да, в политическом – нет. Отрицать это после февраля 1917 года бессмысленно. А после октября того же года – безнравственно.
Никакая религия вообще не смогла политически объединить какой-либо народ. Даже  европейское христианство с его мощным католическим ядром, возведенным до уровня государственности и мирового политического фактора, не говоря уж о прочих протестантских ветвях не смогли создать единой государственности: посмотрите на карту Европы и увидите, что в лоне христианства произошло множество войн, убиты сотни миллионов людей, разными способами проведены продолжающие изменяться государственные границы, возникло множество враждующих идеологий и политических учений… Ислам тоже не стал политически значимым объединительным фактором для разнесенного по странам арабского этноса.
Политическое единство и вытекающую из него мощь, влияние, историческую субъектность обеспечивали не религии, а военно-политические и военно-экономические союзы, а религии и идеологии призывались к их обслуживанию.
Русский национализм сможет стать определяющим политическим фактором только тогда, когда он для этой роли созреет интеллектуально и нравственно. И если интеллектуальный рост заметен и вообще-то не представляет особой трудности, то нравственного развития
русского национализма, увы, просто не происходит. Нравственная суспензия, в которой варится русский национализм, составлена их следующих фракций: полусветский или вполне мракобесный клерикализм, антисоветизм разных оттенков, монархизм, выцветший до неузнавания коммунизм, советская ностальгия и некоторое количество примесей из  эпигонских либерально-западнических фантазий вполне буржуазного толка.
У каждой из этих фракций имеется собственная этическая система. Беда в том, что она не осознана, не описана с той точностью, каковая требуется для попытки объединить все эти фракции в целостный русский народ, который смог бы стать субъектом собственной судьбы. Пока взаимной неприязни, порой даже ненависти и готовности не только враждовать друг с другом, но и принимать ради своей борьбы помощь от общих врагов, гораздо больше, чем братской любви или хотя бы теоретического стремления к ней.
Урок Украины послан нам – Богом, судьбой, историей – кто во что верит. Только дела до этого урока никому нет. Суть урока извращена, обсасываются второстепенные проявления тектонических процессов, а не сами процессы. Урок же должен состоять в осознании и измерении того,  насколько неоднороден – в этическом, прежде всего, отношении – мир двух «братских» народов. С точки зрения генетики народы несомненно братские, близкие до неразличимости. А вот с точки зрения главного идентификационного фактора – этической системы – были существенные отличия превращенные (искусственными мерами) просто в пропасть, которая вряд ли скоро зарастет. И уж точно не зарастет без целенаправленной и точной работы с обеих сторон. Урок состоит также и в том, что русский народ в России расколот точно так же и завтра вцепится друг другу в глотки – если те, кто захотят и смогут, применят уже показавшие свою эффективность технологии. Названные мною фракциями, образующими суспензию под именем русский народ, легко и быстро начнут и отделяться друг от друга, строя свои квазигосударства, и убивать друг друга, и грабить. Запустить это процесс очень легко. Потому что нас, – тех, кто считает себя русскими, – не объединяет никакая консенсусная этическая система, без которой невозможна ни общая политическая идеология, ни общие цели, ни совместные действия по их достижению. И само все это не возникнет: такие платформы вырабатываются национальной элитой. Но элита занята другим: ей «спускают» повестку и она ей следует. Ей не до фундамента, потому что надо лаять каждый день на одних и тех же прохожих, метить одни и те же места и вовремя успеть к ужину.

 2 января 2016 года