СЧА!

Пьеса в четырех действиях и семи картина

Действующие лица:

НИКОЛАЙ АВАКУМОВ – художник, 27 лет.

КОРА ВАГИФОВА – студентка МГИМО, 20 лет.

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА АВАКУМОВА – мать Коли, 56 лет.

ТИГРАН МАГОМЕТОВИЧ ВАГИФОВ – отец Коры, 51 год.

ВЕРА ВАСИЛЬЕВНА – жена Вагифова, мать Коры, 47 лет

ТАНЯ – сестра Коли, 20 лет.

АЛИК – скульптор, приятель Коли, 27 лет.

МИША – архитектор, приятель Коли, 26 лет.

ВАЛЕРА – художник, приятель Коли, 25 лет.

ТЁТЯ МАРУСЯ – соседка Авакумовых, 65 лет.

АЛЕКСАНДР ПЕТРОВИЧ – брат Тиграна Вагифова по матери, 63 года.

РАХИЛЬ СОЛОМОНОВНА – школьная подруга Елены Павловны, 56 лет.

ПОЛКОВНИК СИДОРЕНКО – сотрудник охраны Тиграна Вагифова, 55 лет.

ВИОЛЕТТА – школьная подруга Тани, 20 лет.

СЛУГА – 35 лет.

СЛУЖАНКА – женщина 40 лет.

ВТОРАЯ СЛУЖАНКА – девушка 18 лет.

ВРАЧ

ТЕЛЕВИЗОР

Официанты, прислуга, водители, охранники, санитары.

Действие происходит в Москве в 2006 году.

СЧА (Стоимость чистых активов) – это разница между «активами» и «пассивами». «Активы», это всё, что есть: умения, знания, имущество, доходы, здоровье; «пассивы» – это обязательства, долги, расходы, болезни.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Картина первая

Арт-центр: бывшая фабрика переделанная под общественный центр – кафе, художественная выставка, салон. За столиком на переднем плане сидят двое: Алик и Миша. На столике чайная чашка, бутылка пива, стакан… За спиной интерьер артистического кафе: по стенам развешены картины, где-то другие столики, на заднем плане – барная стойка, над стойкой несколько телеэкранов. Люди стоят, бродят, сидят за столиками, у барной стойки. Общий фоновый шум разговоров, звучит музыка, одновременно – идет футбол. Еще один Телевизор обращен спиной к зрителям.Мы слышим звук, видим отблески экрана, освещающие лица, но не видим изображения. Алик и Миша смотрят футбол.

АЛИК. Ну, бей же! Коз-зёл! Траву жри, коз-зёл! На хрена его ващще выпустили!

МИША. Да ладно, тут еще забить надо…

АЛИК. В пустые ворота?! С пяти метров?!!! Каз-зёл! Чурка поганая!!!

МИША. А ведь за него, говорят, много заплатили?

АЛИК. Нет, ты посмотри, что они делают!!! Нет, я не могу… Где мой «калаш»! Убью гада!

Появляется Валера.

ВАЛЕРА. Колян не приходил?

МИША. Нет еще… Должен был уже прийти.

ТВ. «…итак, звучит финальный свисток! Матч окончен! Со счетом «два-один» победила команда…» [Здесь и далее все реплики Телевизора могут быть как угодно изменены по усмотрению режиссёра.]

АЛИК. Всё! Просрали! Выключай на хрен!!!

ВАЛЕРА. Что пьете?

МИША. (Выключает звук и отдает Алику пульт.) Я – чай, он – флюиды.

ВАЛЕРА. Чего-чего?

МИША. Флюиды.

ВАЛЕРА. Это что-то новое?

МИША. Нет, это очень старое…

Алик снова включает звук и переключает каналы. Доносятся обрывки рекламы:

ТВ. «… и цвет твоих волос вновь сияет…» -– «…лучшая защита…» -– «…новые современные стандарты…»

ВАЛЕРА. Да выключи ты эту хрень!

АЛИК. Щас, погоди…

ТВ. «… реформы необходимы…» -– «… президент страны…» --– «…отведет стоки от унитаза…»

ВАЛЕРА. (Отнимает у Алика пульт и выключает телевизор.) Все, хватит, кончай. Так что ты пьешь? Что за «флюид» такой?

ТВ умолкает и отползает с середины сцены.

АЛИК. Какой «флюид»? Я пиво пил, а никакой не флюид. Вот! (Подносит к носу Валеры пустую кружку с остатками пены на дне.) Понюхай. Обычное народное пиво.

МИША. Валера, я имел в виду, что в тот момент, когда ты спрашивал, наш друг Алик жадно пил телевизионные флюиды: он был поглощен – впрочем, как и я – трансляцией футбольного матча. Матч закончился поражением любимой команды. О-ле, о-ле-оле-оле…

ВАЛЕРА. Миша, а какая у тебя любимая команда?

МИША. У меня нет любимой команды. Это у него есть любимая команда. И его любимый форвард по кличке, простите, «Говнюк».(Обращаясь к Алику.) – Уточни, пожалуйста, его так за качество игры прозвали или за цвет кожи?

АЛИК. Слушай, не знаешь, так молчи! Всё! Закрыли тему!! О футболе ни слова!!! Мы сюда для чего вообще пришли? Выставку готовить? – так давайте готовить выставку! Где Колян?

ВАЛЕРА. Вот и я спрашиваю – где Колян?

МИША. Можно и я спрошу: где Колян?

АЛИК. Ясно! Уже полчаса как он должен быть на месте. Загордился… Он же завтра будет миллионером, он же теперь богатый жених!

МИША. Ну что ты мелешь… Какой богатый жених?

АЛИК. Так у него же это.. Как ее там… Кур… нет… Корва?

ВАЛЕРА. Что-что? Какая «корва»?

МИША. Как все запущено… Не слушай малограмотный народ. Он всё перевирает – но не со зла, а по причине бескультурья. Во-первых, не жених богатый, а невеста богатая. И зовут ее не «Корва», как пытается интерпретировать истину простонародье, а Кора.Это такое греческое имя – Ко-ра. В переводе означает, между прочим, «девушка».

ВАЛЕРА. Так она что – гречанка?

АЛИК. Ни фига себе! Во блин!!

МИША. Нет.Она, мне кажется, «кавказской национальности».

АЛИК. Ни фига себе! Во влип!!

МИША: Ее папаша известный олигарх. Нефтегазовый магнат Вагифов.

ВАЛЕРА. Вагифов? Так она азербайджанка? Восточная пери?

МИША. Еще сложнее… Товарища Вагифова зовут Тигран. А это имя, скорее, армянское. Так что он, наверное, какая-то армяно-азербайджанская смесь…

АЛИК. Ни фига себе! Во гремучка!

Входит Коля с сестрой Таней. У Коли на одном плече висит связка картин в рамах, обмотанных старой скатертью, еще одну такую связку они несут с Таней «за две ручки».

НИКОЛАЙ. Привет, мужики! Извините, что опоздал. (Обращаясь к Тане.) Знакомься. Это Миша, архитектор.

МИША. Миша.

ТАНЯ. Таня.

(Алик, Миша и Валера переглядываются.)

НИКОЛАЙ. Это Валера, художник.

ВАЛЕРА. Валера.

ТАНЯ. Таня.

НИКОЛАЙ. А это титанический человек Арнольд. Он скульптор.

АЛИК.. Да просто Алик… Не надо Арнольд… Родители дурака валяли… Ерунда это всё…

ТАНЯ. Таня.

НИКОЛАЙ. Для справки: Таня – моя сестра.

МИША. ?

ВАЛЕРА. (Одновременно, понимающе-многозначительно.) ? А-а-а…

АЛИК. ?

НИКОЛАЙ. А вы что подумали?

АЛИК. Я подумал – какая девушка!!! И не моя!

МИША. А теперь ты уже решил, что – твоя?

АЛИК. Да, я уже решил. Таня, теперь вам решать.

ТАНЯ. Ну и скорости у вас… Коля, это у вас всегда так?

НИКОЛАЙ. Нет.Это только ради тебя. Вообще-то он страшно застенчивый. Из него слова часами не вытянешь. Ладно, пошли работать. Официальное открытие выставки объединения «Аркаим» завтра в двенадцать. Так что сегодня надо закончить всё. Таня, мы пошли развешивать. Ты как, с нами, или домой?

АЛИК. Танечка! Никаких домой! Я без вас просто не смогу правильно работы расставить. Мир так и не узнает, что Роден, в сущности, был слабым лепилой.

ТАНЯ. Кем-кем?

ВАЛЕРА. Танечка, это такой жаргон… От слова «лепить» скульпторов называют «лепилами»… Понятно? Вот Алик – лепила… Идемте лучше со мной развешивать мою живопись. Это и легче и намного интереснее!

АЛИК. А художников – мазила.

ВАЛЕРА. Аргумент на уровне «сам дурак». Это и есть подлинный уровень скульпторов.

МИША. Танечка, опасайтесь скульпторов и художников. Это, как правило, малообразованные, неотесанные мужланы. Архитекторы – вот соль земли. Вы только подумайте: все, что вы вокруг себя видите – дома, квартиры, заводы, театры, улицы – все это пространство создано архитекторами. В действительности мы живем в мире, созданном не Богом, а архитекторами.

АЛИК. Да, Таня, и вы видите, как они Божий мир изуродовали, эти архитекторы!

Уходят, продолжая разговаривать.

МИША. Пространство, создаваемое архитекторами, было бы гораздо лучше, если бы некоторые скульпторы его не уродовали своими монстрами!

АЛИК. На Церетели намекаешь?

ВАЛЕРА. Боже упаси! Только на тебя и Родена!

Появляется Кора.Николай бросается к ней и подводит к группе.

НИКОЛАЙ. Знакомьтесь. Это Кора.

КОРА. (Протягивая всем по очереди руку.) Кора.

МИША. Михаил.

ВАЛЕРА. Валерий.

АЛИК. Алик.

Таня стоит некоторое время в стороне. Потом подходит, решительно протягивая руку.

ТАНЯ. Татьяна Авакумова.

КОРА. Кора.

КОЛЯ. Это моя сестра.

КОРА. Я догадалась!

НИКОЛАЙ. Ну, всё. Идите, развешивайте! Я сейчас… (Тане.) А ты домой?

ТАНЯ. Нет. Я пойду с ребятами. Помогу развешивать.

Все, кроме Коры и Николая уходят.

КОРА. Хорошие ребята… А твоя сестра так на меня посмотрела…

НИКОЛАЙ. Ну, конечно… Ей же интересно.

КОРА. Она ревнивая.

НИКОЛАЙ. Да брось ты… Просто любопытная. Ей же всего 20 лет.Конечно, ей не безразлично, с кем встречается ее брат.

КОРА. Нет, это не просто детское любопытство… Я увидела в ней женщину. Ревнивую женщину. Она смотрела так…

НИКОЛАЙ. Как?

КОРА. Ну, понимаешь… Оценивающе. И настороженно.

НИКОЛАЙ. Ой, не придавай этому значения. И вообще – не увлекайся психоанализом. Это в МГИМО так учат? Будущий дипломат должен уметь читать людей как книгу?

КОРА. Ой, да ничему там не учат.Точнее, учат, конечно…. Только никто учиться не хочет.

НИКОЛАЙ. Как это?

КОРА. Ну, ты же знаешь, какой там контингент.Все блатные и богатые. Студентов привозят на учебу на шикарных автомобилях с охраной.

НИКОЛАЙ. И тебя?

КОРА. И меня.

НИКОЛАЙ. А зачем тебе это? Чего тебе бояться?

КОРА. Не столько мне, сколько отцу. Он слишком богат и слишком известен.

НИКОЛАЙ. Ну и что из этого?

КОРА. А то, что меня могут выкрасть, чтобы его шантажировать, требовать денег… Такое уже было. И не раз.

НИКОЛАЙ. Тебя похищали?!

КОРА. Нет, меня, слава богу, пока не похищали. Но с другими – даже у нас в институте – такое уже было.

НИКОЛАЙ. И что, теперь всю жизнь так жить?

КОРА. По крайней мере, пока есть деньги. Как только у тебя появляются деньги, тут же возникают люди, которые хотят их у тебя отнять. Так мой отец говорит.

НИКОЛАЙ. Слушай, а как твой отец стал богатым?

КОРА. Ну, не беспокойся… Он не бандит.

НИКОЛАЙ. Да я не это имел в виду. Просто интересно. Я бы тоже был не прочь стать богатым.

КОРА. Когда я была маленькой, мой отец не был богатым.Он вообще-то инженер. Инженер-нефтяник.Мы жили в Баку. Он работал… Я точно не помню, кажется в министерстве… В общем – в нефтяной отрасли. Потом уже, после резни в Сумгаите, нам пришлось бежать в Москву.

НИКОЛАЙ. После чего? После какой такой резни?

КОРА. Ты что, не слышал про то, как в 88 году в Сумгаите убивали армян?

НИКОЛАЙ. Что-то слышал… Я же маленький был, уже не помню…

КОРА. А мы помним… Мне было два года. Наша семья непосредственно не пострадала. Мы жили в Баку, в центре города, а резня была в Сумгаите. Это была специальная провокация. Там бандиты-погромщики врывались в дома армян и зверски убивали мирных жителей.

НИКОЛАЙ. Но зачем? Почему?

КОРА. Там много причин. Азербайджанцы считают, что армяне сами виноваты, потому что стали бороться за возврат исторических земель Армении. Армяне считают, что азербайджанцы незаконно присоединили себе армянские земли и порабощают живущих там армян… В общем, это была провокация. Для захвата власти всегда нужна кровь.

НИКОЛАЙ. А ты как считаешь?

КОРА. А мне труднее всех. Ни тот, ни другой народы не виноваты. Виноваты политики-провокаторы. Мой отец – наполовину азербайджанец, наполовину армянин. Мой дедушка – азербайджанец, а моя бабушка – армянка. Там все очень запутано… Пока там власть была у русских – я имею в виду, когда был Советский Союз, – они не могли так открыто ссориться. Как только Горбачев всё расшатал, началась резня. Вот мы и уехали в Москву. Тем более, что моя мама – русская.

НИКОЛАЙ. Вот это коктейль!

КОРА. Что ты имеешь в виду?

НИКОЛАЙ. Состав крови: армяно-азербайджано-русский. Здорово!

КОРА. А у тебя что – кровь чистая?

НИКОЛАЙ. У меня – увы… Полная скука. Никого кроме русских не просматривается. Чистопородный русак.

КОРА. Это редко бывает.Но для меня это не имеет большого значения. Главное – какой человек.

НИКОЛАЙ. Для меня тоже… А какой я человек? (Подсаживается поближе.)

КОРА. Ты? Ты – маньяк…. (Обнимает Колю.)

Целуются.

НИКОЛАЙ. Слушай, поехали с нами в Аркаим.Мы собираемся на этюды. И наше объединение художников так и называется – «Аркаим». Давай с нами, а?

КОРА. Я согласна. А когда?

НИКОЛАЙ. Недели через три. Вот выставка закончится – и поедем.Как у тебя сессия?

КОРА. А…. Сессия это ерунда. Да и к тому времени все, наверное, закончится. А что такое Аракаим? Это где-то в Турции? В Западной Армении? «Ара» – это армянский корень.

НИКОЛАЙ. Нет! Ты что, не слышала? Это у нас, в России. На Урале. Это древнейший в мире город. И никакой он не армянский. Не Ара-каим, а Ар-каим.Его недавно археологи открыли. Его еще называют «русский Стоунхендж». Неужели не слыхала?

КОРА. Нет, не слыхала… зато я в настоящем Стоунжендже была.

НИКОЛАЙ. Ни фига себе! Это когда ты успела?

КОРА. А я еще школьницей там была. Я тогда в английском колледже училась. В Кембридже.

НИКОЛАЙ. А-а-а… Понятно…

КОРА. (Кладя Коле голову на плечо.) Расскажи про этот Ара-каим.

НИКОЛАЙ. Понимаешь, сейчас он выглядит как невысокий земляной холм, а четыре с половиной тысячи лет тому назад, там был город. И жили там наши с тобой предки – древние арии. Аркаим был столицей древнего царства. В нем жили жрецы и весь город построен так, что был астрономическим прибором – как Стоунхендж. Представляешь, как удлинилась история русского народа, после того, как открыли Аркаим? Туда даже Путин приезжал.

КОРА. Почему русского? Русских тогда еще не было…

НИКОЛАЙ. Вот в этом все и дело. Русских давно обманывают, говоря им, что они вообще недавно на свет появились. Кругом народы древние, а русские вдруг нашлись в северных болотах тысячу лет тому назад. И сразу с кучей городов, с армией… Это все неправда. Сейчас доказано, что русские – один из самых древних народов на земле!

КОРА. Ну, ты даёшь! Армяне гордятся своей древностью и письменностью. Это я знаю. Евреи – тут уж само собой. Оказывается и русские этим заболели… Поздравляю!

НИКОЛАЙ. Что значит заболели? Гордится своей историей – нормальная вещь. И если она оказалась древней – ничего не поделаешь.

КОРА. (Обнимая Колю.) Но ты на четыре тысячи лет никак не выглядишь… (Целует.) Ты гораздо моложе…

Звучит романтическая музыка. Занавес.

Картина вторая.

Типичная квартира советских интеллигентов. Большая часть стен занята стеллажами с книгами. Письменный стол с лампой, тахта, покрытая то ли ковром, то ли пледом.В центре, под лампой с абажуром, – овальный обеденный стол, покрытый скатертью с бахромой. На письменном столе в рамке большая черно-белая фотография улыбающегося интеллигентного мужчины с черной лентой, пересекающей угол. Все довольно старое, потертое. В кресле у письменного стола под окном сидит женщина средних лет. Это Елена Павловна – мать Николая. Она читает книгу в свете настольной лампы. В комнате тишина. Слышно тиканье больших настенных (или даже напольных) часов с маятником.Часы бьют (девять раз). С первым ударом Елена Павловна поднимет голову, смотрит на часы. Потом, вложив закладку, кладет книгу на стол. Встает, делает несколько шагов по комнате, включает телевизор. Раздаются знакомые звуки заставки к программе «Время». И тут же раздается телефонный звонок.Елена Павловна выключает звук телевизора, возвращается к столу, на котором стоит телефон и поднимает трубку:

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Слушаю.

Пауза. Едва доносится чей-то голос из трубки.

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Господи – не может быть! Ну, конечно, не узнала… Райка, это ты? Ты откуда? Ты из Германии звонишь? -– Как в Москве? У какого Левы? А-а-а, это по Мишиной линии… Я же их не знаю… -– Так ты когда придешь? Где ты сейчас? -– Из Кунцево до нас за полчала на метро доберешься. -– Да не надо такси. Мы рядом с метро, да и вообще незачем… -– Ну, как хочешь, тебе виднее. -– Ой, Райка… Не может быть… Да ты что?! Ладно, погоди, не рассказывай… Завтра сядем и поговорим вволю. -– Ну, когда хочешь. Я совершенно свободна, я же на пенсии. -– Нет, Митя умер… -– Да, ничего… Спасибо. Три дня назад было сорок дней… -– Инфаркт.-– Нет-нет, все нормально… Давай все отложим до завтра, хорошо? -– Ну, все, целую тебя. До встречи.

Кладет трубку. Подходит к окну, смотрит в темноту вечернего города…

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Райка… Надо же… Сколько же мы не виделись? Она уехала где-то в начале девяностых… Значит, лет 15, не меньше. Ой, наверное, постарела… Хотя там у них, может быть, не так, как у нас…

Подходит к столу, берет в руки портрет, садится в кресло. Говорит, обращаясь к портрету.

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Эх, Митя, Митя… Вот Раечка позвонила… Как бы ты радовался. Она из Германии приехала погостить. Завтра зайдет.Был бы ты жив, мы бы на стол накрыли, веселились бы, молодость вспоминали.

Ставит портрет на обеденный стол, садится рядом.

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Ты знаешь, Митя, без тебя очень плохо… Дети, кажется, привыкают – у них своя, бурная жизнь. У Коли скоро выставка, Танечка сдает сессию. У Коли есть девушка… Ее зовут Кора.Я ее еще не видела, но мне кажется, что Коля влюблен. А я целый день одна… Работу найти не могу. Так пока и живу на пенсии. Коля, конечно, помогает.Он вообще хороший. Как ты.

Возвращает портрет на письменный стол. Выходит на середину комнаты. Снова смотрит на портрет.

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Вот, послушай, какие стихи я сегодня выучила. Я решила каждый день учить по стихотворению. Чтобы тренировать память. Я ужасно боюсь в старости стать дурочкой. Лишиться памяти – нет ничего страшнее. Вот, послушай:

Я не хочу молчать сейчас,

когда радетели иные

и так и сяк жалеют нас,

тогдашних жителей России.

Быть может, юность дней моих,

стянув ремень солдатский туже,

была не лучше всех других.

Но уж конечно и не хуже.

Мы грамотней успели стать,

терпимей стали и умней,

и не позволим причитать

над гордой юностью своей.

Раздается дверной звонок.

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. О, это, наверное, Танечка идет… Наконец-то…

Входит Николай.

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. А я думала, Танечка. Что-то ее долго нет.Который час?

НИКОЛАЙ. Еще и десяти нет.Пусть погуляет девушка.

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Конечно, конечно, еще не так и поздно… Даже ещё не темно. Но сейчас такое время – одни убийства, насилие… Даже днём страшно из дому выйти.

НИКОЛАЙ. А дома сидеть, мама, тоже страшно. Того и гляди – взорвут.И всё!

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. О, Господи, что ты такое говоришь!. Есть хочешь?

НИКОЛАЙ. Не то слово…

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Мой руки и садись.

Николай уходит мыть руки. Елена Павловна накрывает на стол. Николай возвращается, вытирая на ходу руки полотенцем. Бросает полотенце на спинку стула.

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Ну, садись. Не бросай сюда полотенце! (Берёт полотенце.) Сначала салатик: это свёкла с майонезом и немного чесночка… Тебе ведь можно чеснок? Ты никуда сегодня не пойдешь?

НИКОЛАЙ. Никуда. Мне всё можно.

Включает телевизор. Некоторое время Коля ест, смотрит телевизор, переключая каналы. Елена Павловна сидит рядом.

ТВ. «…вы почувствовали тяжесть в животе…» -– « ..но если вы позвоните прямо сейчас, то получите бесплатно» -– «… администрацию Соединенных Штатов Америки…» -– «…в Лебедином озере…»

НИКОЛАЙ. Нет мам, ну ты посмотри… (Переключает каналы.) Любую кнопку нажимай – одни евреи. Просто жуть. Ну, хоть бы для смеха кого-то другого по телеку показали. Можно вывести формулу: если человека показали по телевизору – значит он – еврей!

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Ну, как тебе не стыдно!

НИКОЛАЙ. Нет, мам… Ты сама посмотри… Вот чего евреям точно не хватает – это чувства меры. Ну, нельзя так густо…

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Перестань говорить ерунду. Не уподобляйся МарьИванне. Ты же интеллигентный человек.Ты когда-нибудь подобное от меня, или от покойного отца слышал? И вообще от интеллигентных людей?

НИКОЛАЙ. Интеллигентность не означает национальный нигилизм.Это вас в советское время учили ин-тер-на-цио-на-лиз-му. В темноте держали. Этот самый интернационализм страну и разорвал на куски. Ты вдумайся в смысл: интер-национализм.То есть: «между-нациями». А если «между нациями» – значит в пустоте.

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Я не хочу с тобой спорить. Когда-нибудь правда об уничтожении СССР станет известна. Но меня беспокоит твой экстремизм.Ты что же считаешь, что ты чем-то лучше или хуже из-за национальности?

НИКОЛАЙ. Не лучше и не хуже. Не в этом дело. Просто я не хочу, чтобы люди чужой культуры заставляли меня плясать под их дудку. Может, их дудка и хороша, но я хочу плясать под свою, понимаешь? Ну, ты посмотри на это абсолютное засилье… (Переключает каналы.) Одни и те же рожи… Междусобойчик такой. Сплошная Одесса-мама. «Пастернак и сельдерей, что ни овощ, то еврей…» Во – смотри, смотри…

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Ну, что ж, сын… Я бы не стала тебе об этом говорить… Да и сейчас не знаю – стоит ли… Но раз у тебя такие настроения… Надо тебе сказать, а то ты что-то последнее время каким-то экстремистом становишься. Короче говоря, нравится тебе это или нет – в тебе ровно четверть еврейской крови.

НИКОЛАЙ. Что-о-о?! Как это? Откуда?!

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Твой отец, если говорить о крови, хотя я считаю это довольно глупым… Твой отец наполовину еврей.

НИКОЛАЙ. Но подожди… Каким это образом? Я же помню и дедушку, и бабушку… (Окает) Ёвреи с Вологодчины, што ли? Дедушка Никандр? Или бабушка Дуня?

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Нет, сынок… Все верно. И дедушка Никандр, и бабушка Дуня – русские. Но вот твой покойный отец, царствие ему небесное, сын не дедушки Никандра. Его фактического отца звали Мирон Алой. Так что твой генетический дедушка – Мирон Моисеевич Алой.

НИКОЛАЙ. Ничего себе… (Перестаёт есть. Отодвигает тарелку.) Подробности вскрываются… Тайна рождения! И как же это все произошло?

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. А очень просто. Шла война. Евдокия Константиновна – бабушка Дуня – работала токарем на военном заводе на Урале. Её жених – дедушка Никандр – воевал на фронте. Он писал с фронта, она ждала его. В конце осени 44-го письма приходить перестали… А в феврале сорок пятого на завод за новой партией оружия прибыл с фронта капитан Алой. Красивый, остроумный… Боевой офицер! Пробыл на заводе почти месяц, потом уехал снова на фронт, прислал письмо. И вскоре погиб – в самом конце войны. Его однополчанин прислал Евдокии Константиновне письмо… «Гвардии капитан Алой пал смертью храбрых при штурме города Берлина…» Вот так.А осенью, когда бабушка Дуня была уже месяце на восьмом, вернулся Никандр Лексеич… Оказалось, что сначала его тяжело ранило, потерял ногу. Потом долго между жизнью и смертью в госпитале валялся, потом отправили в тыл… Начал в себя приходить… А писать письма не решался. Все думал: кому он теперь нужен – без ноги да без глаза… Так на культяшке без предупреждения и явился. Всё увидел, всё понял, но ни словом никого не упрекнул. Сказал только – вырастим! И всё… Такая вот, сынок, история. Осенью сорок пятого, 14 октября Митя родился.

НИКОЛАЙ. А отец знал про это?

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Конечно, знал. Точнее, узнал уже взрослым.После того, как дедушку Никандра похоронили, уже ты большой был. Тогда ему бабушка Дуня и рассказала.

НИКОЛАЙ. Ну, и как он?

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. А – никак! А что тут, собственно, такого? Дед Никандр и есть его настоящий отец. Он свое слово выдержал. Вырастил, дал всем образование…

НИКОЛАЙ. Да я не про это. Как отец пережил, что он – еврей?! Ведь он всю жизнь считал себя русским?

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. О, господи… Ну что же тут такого? Он и дальше считал себя русским.Он и был русским! Дело же не в крови!

НИКОЛАЙ. Как сказать… как сказать…

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Единственное, помню, он подшучивал – вот она еврейская голова дает себя знать! Это когда он что-то сделает удачно. И еще он сказал: «Теперь понятно, откуда у меня математические способности». А, – и еще: «Знал бы Гольдфарб – это его научный руководитель в аспирантуре – знал бы об этом Гольдфарб, я бы на год раньше диссертацию защитил». Вот и все. А так это его не волновало. А тебя волнует?

НИКОЛАЙ. Лучше бы, мать, ты мне про это не говорила! (Встаёт из-за стола, включает звук телевизора.)

ТВ. «… во встрече принимали участие и представители крупного бизнеса – Абрамович, Фридман, Вексельберг, Коган, Вайншток, Потанин…»

НИКОЛАЙ. (Резко выключат телевизор, бросая пульт на стол.) А Таня знает?

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Нет, пока не было повода…

НИКОЛАЙ. Слушай, может, лучше ей об этом не говорить? Ведь кроме нас с тобой об этом никто не знает?

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Дядя Володя знает.Он же брат Мити. И он знает, что они братья только по матери…

Раздается звонок в дверь.

НИКОЛАЙ. Это Таня!

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Я открою, сиди.

НИКОЛАЙ. Нет, я сам открою. Только ты ей ничего пока не говори. Хорошо?

Уходит.

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Господи! (Обращаясь к портрету) Митя, я кажется, что-то не так сделала? А? (Глядя в зал.) «Мы грамотней успели стать, терпимей стали и умней…»

Вбегает Таня. За ней медленно и задумчиво входит Николай.

ТАНЯ. Мамуля, приветик! Жрать хочу – умираю!

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Деградация культуры налицо… Ну и к чему это арго? Почему вдруг «жрать»?

ТАНЯ. (Целует мать) Ой, мамулечка, не ворчи! Это все несерьезно! Понимаешь? Не придавай значения. Считай, что я сказала – хочу кушать.

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. (Вздыхает) О-хо-хо… Это, конечно, лучше, но тоже неточно. Если «жрать» – просторечье, то «кушать» – пошловатая манерность.

Елена Павловна накрывает на стол. Таня ей помогает.Коля сидит на тахте в раздумьях.

ТАНЯ. Да ладно?! Ты серьёзно?

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Говорить о себе «я кушаю» – неуместная патетика. О себе следует говорить – «я ем».

ТАНЯ. Мамуля, ты наверное не в духе… И Коля какой-то странный. Впрочем, насчет Коли всё ясно. Коля? Ужинать со мной будешь?

НИКОЛАЙ. Спасибо, я уже поел.

ТАНЯ. И даже чаю не попьёшь?

НИКОЛАЙ. Чаю попью.

Таня включает телевизор. Елена Павловна выходит из комнаты.

ТВ. «… и аромат и нежность… Теперь я знаю, как передать, что чувствую… Готовьтесь много говорить в выходные… У дедушки с молодости крепкие зубы, и мои будут крепкими долго-долго… А кто откроет твой шейк?...»

НИКОЛАЙ. Ну, выруби же рекламу!

ТАНЯ. Ой-ой-ой… Нежный какой! (Включает музыкальный канал с попсой. Звучит «русский шансон»: «… а он тебя целует, га-вв-арит, что любит, к сердцу прижимает, любимой называет...»)

НИКОЛАЙ. Слушай, я же просил!

ТАНЯ. Это не реклама!

НИКОЛАЙ. Всё равно дерьмо!

ТАНЯ. Ой, ну ладно… ты, я вижу, тоже не в духе…

Некоторое время все молчат.

ТАНЯ. Как там Аркаим? Когда поедем?

НИКОЛАЙ. Недели через три. И ты собираешься ехать? Интересно…

ТАНЯ. Мне Алик столько рассказал…

НИКОЛАЙ. Какой Алик? Наш Алик?

ТАНЯ. Угу… Ваш…

НИКОЛАЙ. А когда это он успел?

ТАНЯ. А вот только что. Мы с ним весь вечер гуляли. Он ничего… Забавный.

НИКОЛАЙ. М-да? Тебе нравится?

ТАНЯ. А тебе?

НИКОЛАЙ. Ну… Я же смотрю на него другими глазами. Скульптор он неплохой… Но… Как бы это сказать… Короче, он – простоват.Неотёсан, что ли…

ТАНЯ. Это точно. Простой. Даже не как валенок.

НИКОЛАЙ. А как что?

ТАНЯ. Как тапочка.

НИКОЛАЙ. Что-что?

ТАНЯ. Та-поч-ка! Ну, шлёпанец. Шлёпанец ведь проще валенка? Так и Алик.Но зато он честный. И открытый. И много всего по русской истории знает.Он мне про этих древних руссов столько нарассказал! Оказывается, русы – это древние русские – появились миллион лет тому назад на Северном полюсе.

НИКОЛАЙ. Танечка, деточка! Я это все знаю, читал. Сам готов потрепаться на эту тему, но… Не надо все это воспринимать как истину в последней инстанции. Тут еще много… недоказанного, много предположений.

ТАНЯ. Зато интересно.

НИКОЛАЙ. Согласен. Интересно. И я сегодня Коре то же самое рассказывал.

ТАНЯ. Коре? А ей это зачем?

НИКОЛАЙ. Как зачем? Она же тоже едет с нами.

ТАНЯ. Куда?

НИКОЛАЙ. Ну, в Аркаим… Куда ж ещё?

ТАНЯ. Кора – в Аркаим? Ой, не смеши… Кто ж её без охраны отпустит? Да и пятизвездочных отелей там нет…

НИКОЛАЙ. Ну, вот зачем ты так? Ты же ее не знаешь!

ТАНЯ. Знаю. Видела. Ты сам сегодня знакомил. И вообще – про олигархов всем всё известно.

Входит Елена Павловна.

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Дети, вы поужинали? Чай пить будем?

НИКОЛАЙ. (Продолжая разговор с Таней.) Они не олигархи. Да, её отец не бедный, но причем тут олигархи…

ТАНЯ. Да знаем мы всё про этих Вагифовых. Типичный олигарх-мироед. Разграбили страну и жируют.

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Таня! Прекрати! Не задирайся.

ТАНЯ. Да что же, мама… Ты же сама точно так думаешь. И папа так считал. Что ж ты мне слова сказать не даёшь?

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. По-моему, ты говоришь весь вечер. И говори себе на здоровье, только зачем незнакомых людей оскорблять.

ТАНЯ. Да я и не оскорбляла!

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Прости, но ты назвала отца Коры олигархом!

ТАНЯ. А это не оскорбление. Это констатация факта.

НИКОЛАЙ. Это действительно, не оскорбление. Человек заработал много денег. Ну, повезло… Работал хорошо, умный. Он вообще всю жизнь нефтью занимался. Не он изменил ситуацию в стране так, что нефтяники вдруг стали богатыми. Вот и получилось: был инженер, стал олигарх.

ТАНЯ. Ах, вот как ты уже заговорил… Хорошо, отец покойный не слышит.Он бы тебе объяснил, откуда у них деньги… Он бы тебе рассказал, где и как они «хорошо» работали! Воры они и бандиты! И иметь с ними дело – недостойно! Ты – русский интеллигент! А не местечковый торгаш!

НИКОЛАЙ. Татьяна! Прекрати!

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Танечка, перестань пожалуйста.

ТАНЯ. И эта Кора твоя – типичный продукт Рублёвки. Ты хоть знаешь, сколько ее украшения стоят?

НИКОЛАЙ. Какие украшения?

ТАНЯ. Те, что на ней сегодня были. А шмотки такие ты ей купить сможешь? Ты представляешь, сколько тебе эта фифа стоить будет? Это же вторая Ксюша Собчак!

НИКОЛАЙ. Я тебе сейчас врежу! Заткнись!

ТАНЯ. Если б твои картины покупали по цене Ван Гога, ты, возможно, годик продержался бы… Но это вряд ли! Впрочем, они тебя куда-нибудь пристроят!Будешь писать их гнусные рожи и жопы рублёвских жен!

НИКОЛАЙ. Заткнись! (Бьёт Таню по щеке.)

ЕЛЕНА ПАВЛОВНА. Ох! (Хватает портрет мужа и прижимает его к груди.) Дети! Что вы делаете?!!

ТАНЯ. (Молча, со слезами на глазах идет к тахте и, падая на неё ничком, рыдает…)

ТВ. «… не дай себе засохнуть!..» -– «…что же там внутри? Сейчас узнаем!…» (Звучит «рекламная» музыка.)

Занавес.