Не уклони сердце мое

Не уклони сердце мое

Не уклони сердце мое в словесе лукавствия,
непщевати вины о гресех,
с человеки делающими беззаконие,
и не сочтуся со избранными их.

(Пс.140:4)

 Я работаю в НИИНОП – Институте наиболее общих проблем. Чем мы там занимаемся? Как говорится, «вы будете смеяться», но наш институт действительно занимается «наиболее общими проблемами»... Обо всех темах, которые разрабатываются в институте, говорить не буду, да и не знаю я их, если честно. Наша лаборатория называется «Лаборатория концептуального анализа настроений, настроек и нестроений в социуме». Тема, которой я руковожу, сформулирована так: «Сравнительный анализ вариантов возможного и желательного будущего России». 

На эту тему много чего понаписано, предложены разные модели, а мы, в соответствии с заданием,  должны дать им экспертные оценки. Авторы этих моделей – целые институты  и отдельные эксперты. Все они придерживаются самых разных взглядов на исторический процесс и его причины.  Отмечу, что формы, в которых авторы излагали свои результаты отличаются невероятным разнообразием: прогнозы, проекты, концепции, предвидения, пророчества, видения, откровения, угрозы, манифесты, доклады и даже поэмы. То есть чокнутых среди авторов тоже немало. Мы решили называть все эти тексты  общим термином – «сценарии» и разделили их на группы.

В последние полгода мне пришлось разгребать такую мешанину смыслов и бессмыслий, что  я угодил к врачам, а теперь вот, спустя два месяца, уже в периоде реабилитации вместо отчета пока что написал рассказ. Но и для отчета тут кое-что будет полезно.

Итак: о группах сценариев.

Первая группа сценариев рекомендует правительству России сформировать дружественные блоки с тем или иными «центрами силы»: США («англо-саксонский вектор»); Евросоюзом («европейский вектор»); Китаем («китайский вектор»); «Азиатскими драконами» – Японией, Сингапуром, Южной Кореей, Вьетнамом («ЮВА-вектор»); Ираном («исламский вектор-1.0»); арабскими странами («исламский вектор-2.0») и др. Во всех таких подходах роль России предлагается в лучшем случае паритетно-равная, в большинстве случаев – на уровне младшего послушного партнера.

Вторая группа сценариев ориентировалась на формирование собственного, российского «центра силы».  То есть Россия рассматривается как центр сборки устойчивого военно-политического и финансово-экономического конгломерата стран и народов, играющего самостоятельную роль в мировом процессе как равнозначный региональный субъект, вступающий в равноправные отношения с другими «центрами силы». Выяснилось, что здесь имеется множество подходов, отличавшихся базисом сборки: на какой основе этот российский «центр силы» формируется? Базисами сборки объявлялись: этнический («славянское единство»);  религиозный-1 («православная цивилизация»); религиозный-2 («союз авраамических религий»);  ценностно-социологический («союз справедливости», «коллективистский мир»); климатический («союз отрицательной изотермы января»); идеологический («демократический выбор», «социалистический выбор», «строители коммунизма» и т.п.); экономический («геоэкономисты», «финансисты», «ресурсники», «энергетики» и др.); географический («мостовики-транспортники»); метафизический («циклисты», «софийники», «небополитики») – и еще ряд базисов сочетающих в себе различные подходы, в частности, такие проекты как «Красная империя» и «СССР-2.0».

Третья группа сценариев принципиально отбрасывала концепцию «центров силы» как ложную систему координат. К этой группе можно было условно отнести несколько совершенно разных подходов: от вариантов автаркии, до полумистического ухода общества как целого в «иную реальность», своего рода общенациональный эскапизм. Наряду с маргинальными, экстравагантными и просто бредовыми подходами, здесь имелись и глубокие философские концепты пересмотра базовых оснований нашего взгляда на мир и места человека в нем. Некоторые из этих сценариев вызывали интеллектуальное восхищение глубиной и точностью наблюдений, наряду, однако, с полной беспомощностью в отношении перспектив практической реализации чего-либо.

Четвертая группа сценариев рассматривала варианты распада России. При этом в одних сценариях распад виделся как благо, как цель, в других – как неотвратимое несчастье. Благом распад считали «уменьшительные националисты», стремящиеся «сбросить балласт» и зажить «как нормальное европейское государство». К распаду призывали также и сепаратисты разных сортов: «националы», «сибиряки», «исламисты» и прочие разные. О неотвратимом несчастье пишут многие, видящие реальные тенденции и реальные устремления «врагов внутренних и внешних». Их сценарии во многом совпадали с теми, кто считал распад благом, отличалась лишь оценка результатов и, соответственно, рекомендации по замедлению, а не ускорению тенденций.

Наша задача состояла не только в систематизации сценариев – это важно и результат в общих чертах я описал, но и в рекомендациях по выбору «наилучшего» и реалистичного сценария. Поскольку заказчиком выступал не абы кто, а Администрация президента, мера ответственности была велика: а вдруг наши рекомендации пойдут в дело! Это же означает, что мы определим судьбу страны, судьбу поколений! А к такой ответственности исследователи-эксперты, как правило, не готовы: это удел авантюристов,  политиков и поэтов «не от мира сего». Наряду с чувством ответственности, что, в общем, дело привычное, нарастало чувство бессилия перед сложностью проблемы: не удавалось найти и обосновать «наилучший» сценарий, не удавалось даже выработать хотя бы неполный набор критериев «лучшего» и «худшего». В общем, у меня и еще у некоторых сотрудников возникло серьезное умственное и нравственное напряжение, приведшее меня как руководителя темы на больничную койку реанимационного отделения кардиологического центра.

-=-

Дней пять врачи колдовали над моим заблудшим «не туда» телом, совершенно, видимо, не заботясь о наступивших и сгущавшихся сумерках моего сознания. Им надо было чтобы сердце билось, легкие дышали, выделительные системы выделяли… Находясь из-за действия лекарств почти все время в состоянии полудремы, я страдал от неотвратимой безжалостности одних и тех же настойчивых, не прекращающихся мыслей-вопросов, требовавших от меня указаний о немедленном выборе дальнейшего пути развития России. На четвертый-пятый день я уже осознавал происходящее, и смог хоть иногда думать уже не только о «судьбе Родины»...

Лечащий врач-кардиолог оказался к удивлению весьма продвинутым в вопросах психологии и психосоматики. Поговорив со мной, он понял, что причина телесных недугов вовсе не только в возрасте, перегрузке, неидеальной пище, нечистых воде и воздухе, а в мыслях и эмоциях.

-           Видите ли, уважаемый, если неподготовленный человек, вернее, не профессиональный действующий политик, а эксперт всерьез взваливает на себя ответственность за судьбу Родины, у него лишь два исхода: инфаркт-инсульт, либо психиатрическая клиника.  У профессионального политика возможны и другие исходы – казнь, например, или убийство. У экспертов с этим, все-таки, как-то менее напряженно. Но одно дело профессиональная аналитика, и совсем другое переживание проблемы как собственной ответственности, как сути и смысла вашей жизни. Если бы я вместо исследования состояния органов пациента перевоплощался в него самого и погружался в мир его ощущений, я бы давно умер и никому как врач не мог бы оказать помощь.

-           Но, видите ли, доктор, – отвечал я, – я на самом деле переживаю за судьбу Родины. Я это говорю вам как пациент врачу, а вовсе не для придания тому, что я делаю, ореола гражданского подвига или героического патриотизма. Я просто реально переживаю и хочу, как могу, помочь. Но вот не получается...

-           Хорошо, уважаемый, что вы склонны к аналитике, в том числе,  и к самоанализу. Вы только что сами того, возможно, не заметив, вторглись в одну из самых сложных, тонких и малоизученных сфер психологии. Вы вот сказали – «переживаю»... А могли бы вы попытаться продвинуться чуть глубже и найти ответ на следующий вопрос: что вы переживаете, и что вами переживается? Поясню, и сразу предупрежу, что это совсем не простой вопрос. Вам предстоит осознать – что именно происходит в вашем уме, когда вы что-либо переживаете: страх, обиду, зависть, досаду, наслаждение и так далее.

-           Понятно... Видимо, вы имеете в виду, что при переживании каких-то эмоций в организме протекают определенные физико-химические процессы. Выделяются определенные гормоны, ну и так далее. Так?

-           Нет, не так, сэр, – доктор с улыбкой повеличал меня на английский манер, – физико-химические процессы, разумеется, происходят, только ни вами, ни мной, ни микробиологами, занимающиеся их изучением, не переживается выброс, скажем, эндорфинов или захват серотонинов. Это нам не дано: нет у нас столь тонких рецепторов, не предусмотрены.

-           Ну, так что же... Тогда подскажите. Не буду больше гадать.

-           Подсказываю... Переживаем мы с вами определенную последовательность умственных операций, отражающих и определяющих наше поведение. Вот только что в палату заходила медсестра Инна. Она вошла, взяла пустую мензурку, положила на столик новые таблетки и ушла. Я видел взгляд, которым вы ее проводили... Сразу скажу – меня как лечащего врача этот взгляд радует: проявление жизненных сил вещь плодотворная. Вы взглядом ощупали ее уходящую фигуру и, несомненно, получили от этого удовольствие.

-           Ну, знаете... В моем возрасте это просто эстетическое чувство...

-           Да-да, пусть эстетическое... Я не осуждаю, а, повторю, рад за вас, тем более, что объект и в самом деле достоин гормонального волнения. Но я об этом заговорил для того, чтобы пояснить свою мысль о различии переживаний и того, что переживается. Вы переживали эстетическое удовлетворение, удовольствие, а в вашем мозгу на уровне подсознания выстраивалась примерно следующая последовательность умственных операции: вот молодая женщина – операция опознания; она привлекательна – операция оценивания; это хорошо – операция присвоения ранга... В результате этой мгновенно и неконтролируемо произошедшей цепочки умозаключений, умственных действий, ваш ум сам, «без вашего прямого участия» дает команду на автоматический запуск подходящего, привычного для вас  эмоционального поведения: удовольствие от созерцания эстетически привлекательных форм.  Если бы вместо Инны зашла другая медсестра – например, тетя Полина – уже на первой стадии опознания мозг определи бы для вас иную линию эмоционально поведения, приличествующего реакции на женщину пожилую. Понятно?

-           О, да. Вполне... Вы удивительно умный и проницательный человек.

-           Ну, умный и проницательный был покойный профессор Орлов, а я лишь прилежный его ученик. Вернемся теперь к тому, что привело вас на эту койку. Мы говорили о переживании за судьбу Родины. Есть такая проблема и такое переживание. Только переживали вы, на самом деле, какую-то последовательность умственных операций, оказавшихся для вас не просто вредными, а смертельно опасными. Попробуем их смоделировать?

-           Давайте попробуем...

-           Давайте... Поскольку вы мне рассказывали о том, что и для кого делает ваша лаборатория, предложу такой возможный алгоритм.  Анализируя предложенные вам варианты, сценарии, вы совершили ряд умственных операций, которые я сейчас не буду выстраивать в цепочку, на этом этапе можно без этого. Прежде всего, следует осознать, что вы присвоили ожидаемым от вас результатам анализа высочайший ранг и высочайшую ответственность. Вы сами назначили себя ответственным за судьбу Родины. Вы на уровне подсознания загнали себя в положение последней инстанции, последнего защитника, от которого некто – царь, президент, главнокомандующий и так далее, – ждет безупречно точных, ответственных рекомендаций. А проведенный анализ имеющихся вариантов стратегий не выявил ни одного, который вы могли бы назвать верным, точным, единственно правильным и так далее. Вы оказались в ситуации неразрешимого дискомфорта, вы себе присвоили ранг или статус несостоятельного эксперта, человека, который не может дать то, что от него ожидают. Причем в обстоятельствах экзистенциального характера. Это второй важный пункт: вы действительно подсознательный патриот, способный на чашу весов при определенных условиях положить свою жизнь ради спасения Родины. У вас не сработало чувство самосохранения, которое должно было остановить чрезмерный выброс «гормонов ответственности», «гормонов профессиональной чести» и тому подобное. Здесь возникает третий объект оценки: инстанция, перед которой вы хотите любой ценой выглядеть на уровне высочайшей профессиональной оценки. И вы не справились с управлением – в буквальном смысле. Вы оказались во власти, под управлением букетика своих  эмоций, это они далее управляли работой организма: выбросом гормонов, спазмом сосудов и всем остальным,  приведших вас сюда, ко мне. Ну, вот, где-то так... Похоже?

-           М-да... Очень похоже... Выходит, – побольше эгоизма?

-           Это упрощение, к тому же неверное. Необходимо освоить методику осмысления своего эмоционального мира, механизмов запуска эмоций – вот что нужно. Мышление должно приносить пользу здоровью. И тогда, чтобы не попадать во власть эмоций не надо становиться эгоистом – они, кстати говоря, ничуть не менее альтруистов подвластны собственным эмоциям, в том числе и губительным.

-           А как же эту методику освоить?

-           Я вам расскажу об этом, посоветую нужные книги и даже, возможно, курсы обучения, если они сейчас работают.

Вскоре меня выписали из реанимационного отделения, перевели в общее, а потом и домой отправили. Ссылки на умные книги, в которых рассказывалась методика самоанализа, доктор мне дал, кое-что из этого удалось скачать в интернете и существенно продвинуться в умении управлять своими эмоциями, а не подпадать под их всевластие. Но сами проблемы при этом никуда не делись.

-=-

После перенесенного приступа мне был предписан период восстановления здоровья. Так я оказался в подмосковном санатории, расположенном на берегу реки  в виду стоящего на высоком холме старинного монастыря. Я человек неверующий, но хорошо, по-доброму относящийся и к религии, и к церкви. А уж к русской церковной архитектуре, музыке, живописи и всему прочему я всегда относился просто трепетно! Поэтому в монастырь ходил каждый день и, чтобы не противоречить устоявшейся традиции, всякий раз прилежно крестился при входе и выходе, а также в процессе богослужения, если случалось на него попасть. Я даже молился Богу, прося у него сперва здоровья, а потом, когда пристыдил себя мыслью о том, что просить у того, в существование которого не веришь, как-то неприлично, я поменял молитву и стал просить даровать мне веру в Бога. Мне такой подход показался честным: я как бы Бога не обманываю, предупреждаю, так сказать, что не верю в него, но, при этом с готовностью приму веру, ежели сподоблюсь ее обрести. А еще я любил сидеть на скамейке с наружной стороны монастыря: оттуда открывался бесконечный простор на извивающуюся внизу пойму речки, на лежащие вдоль ее берегов деревеньки и, застраиваемые, к сожалению, дачами, луга...

Тут он ко мне и подсел со словами: «Можно подле вас посидеть, полюбоваться пространством?». Это был пожилой, можно сказать, старый монах этого монастыря, которого я уже не раз и не два видел в предыдущие дни. Лицо его было очень красиво, интеллигентно, благородно. А потом уже выяснилось, в ходе наших разговоров, что  отец Александр – человек не только огромной, отзывчивой души, но и всеохватной эрудиции, изощренного аналитического ума и небывалой прозорливости, – причем в тех самых вопросах, которым я занимался профессионально, и поиск ответов на которые привел меня сперва к пограничному между жизнью и смертью состоянию, а теперь вот – в монастырь.

Мы не сразу пришли к обсуждению вопросов судьбы России и возможных вариантов реализации этой судьбы. Сперва мы просто любовались окрестным видом и обсуждали его, потом поговорили о монастыре, его древней истории, его особом положении среди прочих монастырей. Отец Александр перечислил мне княжеских и царственных особ, побывавших здесь, напомнил и о сложной судьбе обители в послереволюционные годы. Наверное, именно эта страница русской истории  привела нас к разговорам на политические темы. Я был удивлен взглядам отца Александра на советский период. Ожидал я услышать или самую примитивную агитационную ненависть к советской власти, или ее же, но в более сдержанных формулировках.  Надо сказать, что меня эта распространившаяся в православной среде беспардонная ненависть и примитивизация сложной, трагической страницы нашей жизни, огорчала и говорить об этом со священнослужителем не хотелось.  Выяснилось, однако, что о. Александр не просто «тоже все понимает», а знает и понимает все перипетии политической истории гораздо глубже меня.

-=-

Рассуждая, скажем, о марксизме и религии, он говорил примерно так.

-           Марксизм и метафизика вообще, их объединение остается насущной и нерешенной проблемой. В марксизме много верного, но многое было превращено в догматы.  КПСС омертвила марксизм, превратив его из научного метода в квазирелигиозный догмат. В результате общество было лишено и эффективного метода познания изменяющейся действительности, и метафизики утешения, снятия давящего противоречия между конечностью жизни, неотвратимостью смерти и бесконечностью бытия, его осмысленностью. Это было большой, трагической ошибкой, погубившей страну. Попытка перенести вопрос о личном бессмертии, о бессмертии души в сферу общественного, говорить о том, что мы продолжаемся в наших делах, творческих и иных свершениях, в наших детях и памяти людской – направление верное, но его недостаточно. Нужен и метафизический социальный регулятор.

Я высказал предположение, что, по всей видимости, ни в КПСС и ее институтах, ни в академической сфере не было не то что людей, а даже намерений помыслить в этом направлении. И тут открылась удивительная для меня новость, прежде всего, о самом о.Александре.

-           Ну, – сказал он, – и люди и намерения там были самые разные. Я сам был не последним человеком в партийных органах, вел научную работу в области политических наук, правда тогда таких наук в номенклатуре не было, защищались или по историческим, или по философским... Я дважды защитился по философии. Но вы правы в том, что намерения так и остались втуне. Срастить религию с марксизмом-ленинизмом было, увы, не суждено. Хотя сами по себе религиозные настроения, религиозная терпимость потихоньку становились пусть скромным, пусть стесняющимся самого себя, но фактом. Например, супруга Брежнева была верующей, об этом все знали и проблемы из этого никто не делал.

Потом мы говорили о дне сегодняшнем. Я тут не мог не сказать о волнующей меня роли церкви как нравственного регулятора общества, указав при этом на то, что роль эту она не исполняет. Более того, по моему мнению, и не может исполнять, поскольку ее забота отдельный человек, его душа и его спасение, а не общество в целом. О.Александр не полностью, но согласился, сравнив православие с исламом, религией не просто вторгающейся в жизнь общества, а полностью регламентирующей всю, в том числе и государственную жизнь. Поэтому исламские государства, – рассуждал он, –  были, есть и будут, а православное государство – вещь сомнительная, хотя, быть может, в какой-то форме и возможная. В этой связи был упомянут Афон – монашеская республика. Я также посетовал на недостаточно активную, по моему мнению, позицию церкви в решении социально-политических проблем. Находясь под впечатлением от не очень плодотворной недавней  дискуссии, в которой участвовал известный священник, договорившийся в своей запальчивости до того, что «Гитлер лучше Сталина», я высказался довольно резко. Сказал я что-то примерно такое:

-           Знаете, от нынешних попов-пропагандистов вообще трудно услышать что-то вменяемое о политике властей... Они никак не осмысливают текущую политику, слишком буквально воспринимая мысль «всякая власть от Бога».  Их реакция на проблему, их ответы сводятся к примитивной религиозной пропаганде. Ну, скажем, на попытку обсуждения какой-нибудь конкретной социально-экономической задачи, они горячо и банально талдычат, что вот, мол, пока народ Израиля жил по заповедям Божьим, все у него был хорошо, «молочные реки и кисельные берега», а когда отступил и поклонился золотому тельцу – стало все плохо. Вывод: следуйте заповедям Моисеевым и все у вас будет хорошо... Или эта  вечная песня про то, что «даже волос с головы не упадет без воли Господней». Все, мол, от него, все через него – и т.д. Это ли не призыв к безвольному фатализму? В то время как надо действовать, а не ждать милостей от природы! Пардон, - от Бога.

-            

-           Знаете ли....  Сказанное насчет Заповедей и Воли Божьей, на мой взгляд, совершенно верно. Несомненно, что если бы люди жили в соответствии с Заповедями, их жизнь стала бы прекрасной. Но, поскольку этого не происходит, вы и сам этот призыв считаете неверным. Он верен, но это – Заповеди, а не технологическая карта по их повсеместному внедрению в жизнь. А вы хотите именно карты, инструкции, технологии. И я хочу, но найти ее пока не удалось. И «о попах»... Далеко не все священнослужители готовы решать те задачи, о которых вы говорите. Они и своему прямому делу не все  хорошо обучены. А уж управление обществом – церковь от этого давно и далеко ушла. Быть может, – к сожалению, но пока это факт. «Попы», как вы говорите, не злонамеренны, когда отвечают вам словами, которые вы воспринимаете как банальность... Ну, например, вы же не станете обижаться на вашего друга или пожилую соседку, которая увидев, что у вас простуда, посоветует попить чайку с малиной и ножки попарить... Что может быть банальнее?! И в то же время не так уж и неверно, хотя, быть может, и недостаточно... Так и ответы священнослужителей на сложнейшие социально-политические вопросы, – ведь и среди тех, кто этим занимается профессионально, очень мало разбирающихся в глубинной сути проблемы и способных дать ответственные рекомендации. Вы сами это на себе испытали...

Я согласился с низкой эффективностью научного и экспертного сообщества. Политологи все больше напоминают зазывал из букмекерских контор. Их заявления, как правило, слабо аргументированы. Взяв любую из вероятных, возможных, даже наблюдаемых тенденций, они объявляют ее доминирующей, не предъявив никаких аргументов. «Я считаю, что Россия к 2030 году будет порабощена Китаем» – «А я уверен, что Америка сюда Китай не пустит, Россия будет под Америкой» – «Нет никаких сомнений в том, что Россия распадется на куски: часть – Китаю, часть – исламскому миру, остальное, никому не нужное, быть может и останется у русских и они начнут проситься в Евросюз, как туда сейчас просятся Украина и Молдавия...» – «Знайте: заканчивается Кондратьевский цикл, Россия оседлает повышательную волну 6-го технологического уклада и станет сильнейшей державой в мире»... Нет предела этой пестроте мнений, которыми питается попсовая журналистика. Отец Александр с этим согласился и сказал.

-           Даже само множество обсуждаемых сценариев свидетельствует о неблагополучии в интеллектуальной оценке происходящего. Немудрено, что ваш организм воспротивился требованиям выдать необходимые рекомендации и решил приболеть. А ведь наряду с интеллектуальной, всегда существует еще и нравственная оценка, она есть всегда, даже когда мы о ней совсем не думаем. Совесть! Ее голос может быть очень тихим, даже совсем беззвучным, но он никогда не умолкает, покуда есть душа. Но об этом поговорим, если вы не против, как-нибудь потом. Сейчас же снова отмечу отсутствие в среде политических экспертов профессиональной дискуссии, – как это было и в период перестройки. Вы правы: сонмища «экспертов» обрели возможность пророчествовать никак не соотносясь ни с остальными «экспертами», ни с научной истиной, – вообще ни с чем и ни с кем. Возможно, лишь на того, кто оплачивает их деятельность, они еще оглядываются...

Отец Александр, смеясь, наклонился вперед и снизу заглянул мне в глаза, как бы давая понять, что для него и мое вполне зависимое положение не является тайной.

-           По поводу мучающих вас проблем – куда идти России, к какому берегу прибиться, – я скажу совсем немного. Наверное, это будут какие-то банальности, но я уж все равно скажу. Вот Тютчев – помните: «умом Россию не понять, ...в Россию можно только верить». Это ведь, мне кажется, верно сказано. Я это так понимаю: Россия – сложная целостность, состоящая, как и человек, из тела и духа.  «Тело» России – это ее земля,  народонаселение, ресурсы, государственный строй с его законами, экономика. А дух, точнее, душа России, это нечто столь же сложно определимое, как и душа человеческая. Люди религиозные, православные говорят о России небесной, говорят о неведомом «замысле Божьем о русском народе» – все это попытки обозначить душу России. Музыканты говорят, что музыка – душа народа. Русская литература потому и всемирно велика, потому и столь философична, что пытается выразить и отразить эту неуловимую душу русского народа и России. «Загадочная русская душа...» М-да... И правда – загадочная.

-           Но, отец Александр, разве не у всех стран есть своя душа – хоть и не вполне ясно, что мы этим словом описываем? Или же, спрошу иначе: сможет ли Россия жить и без этой загадочной души?

Отец Александр умолк, откинулся на спинку скамьи, закинул руки за голову, подхватывая скуфейку, слегка покачался, как бы обдумывая ответ и продолжил.

-           Может ли Россия жить без души, одним телом? Может, я думаю. Есть страны и народы у которых нет души, а тело – есть. И тело может быть при этом и весьма могучее, и отменно прожорливое, и долгоживущее. И душа такому телу вовсе ни к чему. Россия, ежели утратит свою «загадочную» душу тоже может стать просто телом: жить, пить, есть, потреблять и производить. Стать, как говорят многие и многие ревнители подобного проекта, «нормальной страной». «Нормальной», то есть без всяких там романтических и мессианских завихрений. Так что жить-то Россия без души может – живут же, например, грибницы, и даже более сложные организмы... Только для научной точности надо будет это живое образование более Россией не именовать. Если продолжить аналогии  с человеком и его душой и взглянуть с православной точки зрения, то такая судьба России – в чистом виде продажа души дьяволу. После чего тело получит на некоторое время вожделенное наслаждение, а потом – муки вечные... Но православные образы не всем близки. Так что можно о том же самом сказать и на языке светском: утратив то, что мы назвали душой России, ее тело, то есть государство со всеми людьми и ресурсами, станет так или иначе перевариваться окружающим миром, распадаясь на удобные для пищеварения куски, цепляясь при этом за некие квазидуховности, выделяемые  пищеварительной системой едоков.

-           Едоки? Вы имеете в виду другие государства?

-           Их тоже, но не только государства, а и своих собственных, родненьких, кровь от крови, плоть от плоти народной всевозможных политиков и заблудших их последователей, – властные элиты, вернее, властные кланы.

-           То есть нас пожирают, или хотят сожрать многие? Кто же из них ближе всех к глотке подобрался?

-           Мне кажется, что наиболее продвинутый, причем, не просто реалистичный, а, похоже, единственный находящийся в стадии реализации проект, – это та или иная форма поглощения России Америкой. Субъектом в нем являются транснациональные финансово-промышленные группы, которые мы упрощенно называем атлантическим миром. Этот проект под разными названиями и масками реализуется уже не первое десятилетие, у него есть не просто сторонники, а действующие институты, планы, ресурсы, профессиональные сплоченные команды и ясные цели. Причины, по которым процесс не завершился вчера и не завершается прямо сейчас, лежат, в основном,  в Америке, в США. А вовсе не в России, как мне кажется: здесь реального сопротивления этому процессу нет...

-           Ну почему же нет... Довольно много сильных политических течений с открытой антиамериканской направленностью, вообще много  патриотов. И их интеллектуальный уровень очень высок, я в этом просто каждый день  убеждаюсь, мы же их читаем, изучаем, даже общаемся.

-           Я же не говорю, что сопротивления нет... Я сказал – нет реального, то есть сопоставимого по силе, по организованности, по управленческой эффективности. Я говорил, что во время оно работал в Международном отделе ЦК КПСС и очень обстоятельно знакомился со многими такими вещами. Да-да: перед вами священник-коммунист, не удивляйтесь. Противоречий не то чтобы нет, но они мною, в моем внутреннем мире сняты. Так вот, слабость США, ослабление субъектности США как мирового лидера, вызвано как внутренней борьбой кланов, так и постепенным разрушением всей системы жизнедеятельности этой великой страны, ее базовых принципов. Но это, как говорится, отдельная тема. США умирают, это будет идти еще долго, американские и международные элиты это понимают и не только ищут, но и находят пути смягчения болезненного процесса в надежде разработать и выстроить новую суть и форму жизнеобеспечения.  Конкурируют различные внешнеполитические подходы, но расхождений в том, что все ресурсные источники, принадлежавшие СССР должны быть взяты под контроль США нет, расхождения лишь в том, кто именно и как «от имени США» это будет осуществлять. Есть, конечно, менее значимые тактические разногласия по поводу формы российского социально-политического ландшафта, который должен будет обрамлять фактическое господство США в регионе. Среди факторов, не позволяющих обеспечить адекватное сопротивление американскому поглощению России – разногласия российских кланов в вопросе о том, как «правильно» лечь под клиента, кто будет «национальной буржуазией», кто – «компрадорской», а кто – «гауляйтером».

-           Так что же – мы обречены быть кем-то сожранными?

-           Не хочу быть беспросветным пессимистом, но ситуация зашла очень далеко. Позиционной борьбой, похоже, положение уже не спасти.

-           Позиционной борьбой? Что вы имеете в виду?

-           Поясню на примерах. Февральская революция 1917 года – это типичная позиционная борьба: отречение государя, формирование Временного правительства, программа реформирования и ее исполнение. Фигуры по доске перемещаются, стараются улучшить или удержать свою позицию, но прямых смертельных атак друг на друга до поры до времени нет. То же самое было в период перестройки: от Горбачева до Ельцин: попытка улучшить систему социализма. Ельцин же ничего не улучшал, он взялся все дотла уничтожить.   И уничтожил.

-           Но разве Путин не меняет курс, не производит очевидные и очень важные действия по укреплению страны, по повышению ее реального суверенитета и все такое прочее?

-           Хм... Делает, конечно, кое-что... Да только и Временное правительство делало немало, а вышло совсем другое. Вышло именно то, о чем я говорил: позиционное маневрирование себя исчерпало, для спасения страны понадобились меры хирургические. Это как в шахматах: жертва фигуры, вскрытие позиции и хорошо организованная атака на короля путем развития своих сильных позиций и доведения до капитуляции слабых позиций соперника.

-           Вы, отец Александр, и в шахматы играете?

-           Теперь уж нет... А когда-то был мастером, чемпионом университета.

-           А в каком университете вы учились?

-           В Московском... В послевоенные годы...

Отец Александр поднялся, сказав, что часть разговоров надо обязательно оставить на завтра, а сейчас ему надо уже идти. Я решил пойти вместе с ним по тропинке, что бежала вдоль могучей стены, окружавшей монастырь, венчавший крутой холм, напоминающий и в самом деле в Стража, увенчанного шлемом. По дороге о.Александр говорил:

-           Стена, что за нашей спиной, много видела и много хранит в себе не каких-то мистических тайн, а пуль и снарядов. Иные сидят в ней четыреста лет, другие – двести... Тут есть пули польские, оставленные двумя Лжемитриями, есть пули и осколки французские, выпущенные в нее наполеоновскими дикарями, есть и свои собственные, русские, братоубийственные, не застрял в ней только немецкий свинец последней войны, что сродни чуду. Клубится вокруг обители и зло и добро, мятутся народы... А в революцию тут, как и по всей стране, творилось всякое. И грабили, и раки вскрывали, и попов били, да в тюрьму сажали. Впрочем, попов и настоятелей и в прежние времена часто карали и казнили. Потому что всегда было  противоречие между властью духовной и властью светской. Даже в атеистические времена, после «полной победы над церковным мракобесием»,  это противоречие никуда не исчезло, только приняло оно иные формы: между партийными и советскими органами. Как раз противоречие между ними, борьба за власть, погубили страну и сами борющиеся институты вместе с нею.

Мы попрощались и расстались. Я еще довольно долго сидел на лавочке и все яснее понимал, что к своей работе возвращаться не хочу, что анализировать «настроения, настройки и нестроения» в нашем родном обществе мне пока еще не хочется…

Вечерело, и я отправился обратно в санаторий. Не знаю, думал ли обо мне о.Александр, а я уходил   с надеждой увидится с ним еще и еще. По дороге я зашел в древний храм Успения, стоявший вне монастыря на отдельном крутом холме. Как магнитом меня влекли туда старые иконы деисусного чина.

-=-

Три доски сплоченные воедино... Лишь на средней есть живописный слой, боковые – просто струганное дерево. Да и на серединной сохранилась лишь часть левкаса и красочного слоя – зато самая главная: лик! Светится вкруг Лика золотистая охра, власы его обрамляют как сень, мягкое тепло источает лицо и шея... И вот – глаза. Правый слегка поврежден трещинами времени, а левый цел и невредим. Смотрит Он на нас с этой доски вот уже шестьсот лет, и мы на Него столько же. И вот я всеми своими нейронами и аксонами, молекулами и атомами, электронами и лептонами, непрерывно рождающимися и исчезающими во мне и вне меня, соединяюсь со всем миром, и вижу в нем свою бабушку, зимой студеной пробивающую корку замерзшего колодца, и вижу свою другую бабушку, чистящую крупную рыбину, пойманную в море, шелестящем за ее спиной, вижу своего отца в химической лаборатории, определяющего кислотность почв методом титрования, вижу мать, читающую своим сыночкам журнал «Семья и школа», вижу вице-короля Италии Евгения Богране, трепещущего перед святым Саввой, вижу Георгия Свиридова, глазами полными слез взирающего из своего окна на улицу Большая Грузинская, слышу его так и не рожденную музыку и запах цейлонской ванили, а потом все образы сливаются и остается тихий серебристый звон-шорох и мерцание света... Я – дома, душа – дома, и дом этот цел. «Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя, грешного! Да исправится молитва моя, яко кадило, пред Тобою: воздеяние руку моею — жертва вечерняя».

08-11 января 2013 г.