Прозопоэзия

* * *
Зато есть надежда привлечь  внимание соответствующих органов к своим политическим стихам. В молодости я политикой, по большому счету,  не интересовался. И, тем не менее, какое-то отношение к происходящему у меня было, раз я в один прекрасный день второй половины семидесятых годов ХХ века написал следующее подражательное стихотворение «Разговор с товарищем Брежневым»:

Вот уже день за окном забрежжил,
Снова тоска пробудилась во мне,
Двое в комнате. Я и Брежнев –
Фотографией на голой стене.

Рот кривой – искорёжен недугом,
Могучие брови взметнулись ввысь,
Колодки и планки подвешены цугом,
Откуда они у него взялись?

Должно быть, их скопом, не меньше тысячи,
Лес  орденов, медалей трава…
Я встал с кровати, раздумьем высвечен, –
Опять с похмелья болит голова.

«Товарищ Брежнев, я вам докладываю,
не по службе – ведь я б/п¹.
Товарищ Брежнев, работа адовая
Ещё не закончена в Вашей КП.


Освещаем, одеваем нищ и оголь,
Ширится добыча угля и руды,
Но рядом с этим ужасно много,
Много всякой дряни и ерунды.

Устаёшь отбиваться и огрызаться,
Многие из вас отбились от рук.
Очень много отпетых мерзавцев
В партийных рядах оказалось вдруг.

Есть им и счет, им есть и название,
Целое сонмище гадов тянется,
У всех есть должность, у многих – звание,
Подхалимы, развратники, пьяницы…

Ходят, гордо выпятив груди,
Слуги народа… Кто им судьи?
Профессии нет у них, есть у них право
Себя окружить почетом и славой.

Товарищ Брежнев, по фабрикам дымным,
По землям, покрытым и снегом, и жнивьем,
Вашим, товарищ, сердцем и именем
Пока ещё дышим, пока что живем».

Вот уже день за окном разыгрался,
Вот уж тоска затихает в груди,
Вот уже страх под сердечко закрался:
Ну, пасквилянт, диссидент – погоди!

Я с удовольствием и немалым успехом читал в компаниях друзей  этот парафраз на темы «Разговора с товарищем Лениным» Маяковского – стихотворением, которое проходили в школе и его знал буквально каждый.  Было весело, мы пьянствовали, и для забавы  говорили «голосом Брежнева», сочиняя на ходу его речи. Например, что-то  такое.

«Дорогие товарищи члены Политбюро. Сегодня нам предстоит рассмотреть заявление, точнее, жалобу, поступившую от товарища Чебаненко из города Кишинева. (Чмокает, добавляет «от себя»: Это в Молдавии… Я там работал…) Товарищ Чебаненко жалуется, что его жена ограничивает их сес..,  кес.., сек-су-аль-ну-ю жизнь всего одним половым актом за одну ночь. (Чмокает.)  Что мы можем ответить товарищу Чебаненко? Какие будут мнения у членов Политбюро? Товарищ Черненко? Товарищ Суслов? (Мычат). Я согласен с высказанными позициями… Ответьте пожалуйста товарищу (чмокает) Чебаненко, что ни со стороны Политбюро, ни со стороны Центрального комитета нашей партии (чмокает) никаких ограничений на количество половых актов в течение одной ночи, равно как и на их (чмокает) продолжительность не имеется и не будет иметься!»

 Проговаривались эти импровизации «голосом Брежнева с характерными дефектами речи, фрикативным «г» и физиологическими паузами. Нам всем от этого было смешно и весело. Ничего нам за это не было, хотя однажды отец одного из участников нашей компании – полковник КГБ – сказал своему сыну: «Вы там кончайте… Хватит, повеселились…» Мы конечно, не кончили, но, в незнакомых компаниях так откровенно развлекаться перестали. И стишков политических я довольно долго не сочинял.

* * *
Вновь политико-поэтический зуд возник у меня в самый, пожалуй, сложный и жестокий период – 1991-1992 год.
Краткосрочная, но эффективная как взмах палача, деятельность ныне покойного  экономиста, возглавившего правительство страны, вызвала к жизни строки:

Самоуверенный дурак нашел, однажды, механизм.
Так повертел его, и сяк, и молвил, гад: «Социализм.
Он плох. Я знаю, я слыхал
                                     об этом что-то за границей».
И ну скорей его ломать,
                            чтоб к рынку как-то  приобщиться.
Ломать – не строить.
                Корпус вскрыл, поковырял внутри стамеской,
Подумав, грохнул молотком,
                                         пошебуршил потом железкой,
Все проводочки повредил, колесики повыковырил.
Перевернул его вверх дном. 
                                    Что выпало – то сразу стырил.
Тут из него как потечет! Зелёное! Во все пределы!
Наш дурень чмокнул и лизнул – 
                                      ан, оказалось зелье вкусным!
Тут его кто-то в жопу  пнул
                                с лицом издревле вечно грустным,
Сказал: «С другими поделись –
                                          своё ты ловко сделал дело.
Теперь, весь в «зелени» свой век
                             дожить ты сможешь очень смело…»

Стишок окончен не был, в отличие от «работы» упомянутого деятеля.

К политической поэзии меня также подвигали выборы, то есть те периоды времени, когда пропаганда достигала максимальной интенсивности и весьма этим раздражала. Так, раздраженный активностью и разрушительной ложью, исходившей от одной из политических партий в период выборов 1996 года я снова в перекличку с Маяковским, написал «Правый марш». Вот его начало:
                   
Разворачивайтесь в марше,
Словесной есть место кляузе!
Гуще, ораторы, ваше слово –
Борис Абрамович Маузер!

Довольно жить законом,
Данным нам Думой ржавой,
Сгноим коммунистов лоно –
Правой, правой, правой!

А вот окончание:

Что, русские патриоты,
Гордитесь своею Державой?
Подохните скоро, уроды,
Правой, правой, правой!

«Политические» стихи я писал и позднее. Вот, например, реакция на финальную стадию выборов 1999 года.

ВОПРОС

Небритый чукча, с профилем, как месяц,
И гладко выбритый бурят в курчавом парике,
Черкес без шеи, чтоб нельзя было повесить,
Электрик рыжий, внук писателя в жилете из пике,
Японка – женщина России,
Юриста сын – радетель за народ,
Спасатель из Тувы, и всей Семьи спаситель –
Что, Господи, опять в России недород?

      Я имел наивность отправить этот текст в одну популярную газету, полагая, что и качество злободневной частушки и позиция газеты вполне подходят друг другу.  Ответа я не получил, но на это и не рассчитывал. Удивлен был иному. Спустя какое-то время изуродованный и сильно ухудшенный стишок появился под чужой фамилией… Бог им судия!
В тот же день был написан ещё один стих-перекличка:
       
Он маленький,
                         умытый,
                                          не рябой,
С Чечней ведет  предвыборный 
                                             он бой.
Он Собчаку вернет свободу  красть,
А Ельцину – сойти,  а не  упасть,
Абрамычу –  навластвоваться всласть.
Все это – Путин… 
                         Новая напасть?..
«Кто был никем –
                  тот станет всем», – мы пели.
Сбылось пророчество.
                                  Но мы не доглядели,
Как драма стала жалким фарсом,
Герой – мошенником,
                                   Меркурий – Марсом,
Кобзон – бурятом,
                                   Абрамович – чукчей…
Народ, ответь мне наконец-то:
                                                  сук чей
Ты пилишь неразумною рукой?
Не тот ли, на котором ты сидишь
И что-то «про свободу» говоришь?

Ну, дай ответ! –
                                нет, не дает ответа…
А впереди –
                      двухтысячное лето!

Стихи довольно злые, но именно таким было мое ощущение происходящего в те дни. Жизнь, однако, преподнесла приятные сюрпризы и неведомый мне в тот период  человек с фамилией «Путин» оказался  вовсе не напастью для страны, а вполне эффективным фельдшером из «Скорой помощи», отвратившим скоротечную гибель государства.


Про Путина я больше пока стихов не писал – повода не было, а вот когда в Москве произошел пожар Манежа, пошли слухи  об очередном  преднамеренном поджоге, каковые активно  применяют в своей практике застройщики, безжалостно и цинично расчищая себе место для новых построек. Явился соответствующий отклик:

Горит Манеж. В угаре демократия –
Пускай  сгорает,  мать её…
Но почему из  пепла светлого манежа
Из праха окон Слухова, и балок Бетанкура
Нетленной купиной маячит пасечника  кепка?
Не будет больше меда?

Вот еще одно политическое стихотворение:

Издох!
И ускользнул в последнюю лазейку
                                           от проруби, от пули,
                                                                   от петли.
Издох!
И вурдалаки перестройки  клубками смрадными
                                                взвились у его гроба.
Издох!
И слёзы потекли у матерей,
                               чьи дети обезглавлены в ущельях.
Издох!
И зарыдали, вдовы и невесты, ребят,
                                    оставшихся в подвалах
                                                       Красной Пресни.
Издох!
И задохнулось сердце у живых от неоплаченных
                                                        обиды и позора.
Издох!
И заиграли желваки на скулах ветеранов
                                               славных войн России.
Издох!
И робкий луч надежды  затрепетал
                               над расчлененным государством.
Издох!
Врачуй земля гнойник в том месте,
                                  где закопан мерзкий труп тирана.

Стихи с политическим подтекстом рождались  и позднее, в том числе в экзотических для русского языка формах:

Медленно солнце встает над Салехардом,
Слышится крик издалёка…
Чу-байс?..

На этом, думаю, пора остановиться и перейти к обычным, «неполитическим» стихам.

Tweet