Menu

Мариуполь 1917–1922

Рейтинг:  5 / 5

Звезда активнаЗвезда активнаЗвезда активнаЗвезда активнаЗвезда активна
 

Фрагмент художественно-документального романа «Игра как жизнь», написанного на основе семейной хроники

Часть I

Начало

Мариуполь входил в Бердянский уезд, который, наряду с другими уездами юга европейской части России образовывали Таврическую губернию. Губернский город – Симферополь. Просуществовала губерния с 1802 года до 1921. До этого времени этот край был частью Новороссии, а после этого – Украиной.

Февральская 1917 года революция охватила всю империю. Ее основные завоевания состояли в следующем. По решению  Временного правительства собственность царской семьи была конфискована в пользу государства. Символом Февральской революции стал красный бант, красные знамёна. Прежнюю власть объявили «царизмом» и «старым режимом». В речь вошло слово «товарищ». Февральская революция декларировала отмену смертной казни, а также даровала равные права всем гражданам России независимо от пола, вероисповедания или национальной принадлежности. Граждане получили возможность вступать в любые объединения и свободно собираться на любые собрания. Провозглашено отделение церкви от государства. Была распущена царская полиция и жандармерия, а её функции были переданы вновь созданной народной милиции (ополчению). Полицейские офицеры подвергались репрессиям и им было запрещено работать во вновь созданных правоохранительных органах. Это привело к тому, что милиция никак не могла воспрепятствовать сползанию страны в хаос и анархию. На окраинах страны активизировались сепаратистские движения (Дашнак Цутюн, Кубанская рада, Мусават и др.). Ситуация усугублялась всеобщей амнистией, которой воспользовались не только политзаключенные, но и уголовные элементы.

Ключевыми для Мариуполя региональными событиями стали (даты по старому стилю):

  • 17 марта 1917 года (в день опубликования Манифеста об отречении Николая II, Акта о неприятии верховной власти Михаилом Александровичем, а также Политической программы Временного правительства) в Киеве созывается  заседание совета Украинской партии социалистов-федералистов, на котором  создана Центральная Рада («Центральный Совет»), первоначально  — координационный орган украинских правосоциалистических партий.
  • 26 июня 1917 года   Центральная рада провозглашает «автономную Украину», а Керенский А. Ф. подписывает протокол о признании Генерального секретариата Центральной рады.

Опускаем в нашей хронологии все важнейшие события лета-осени 1917 года, приведшие, в конце концов, к Октябрьской Революции.

Установление Советской власти в регионах Империи шло по-разному. Советскую власть не признали все казачьи  регионы. Уже 25 октября 1917  г. атаман А.  М.  Каледин ввёл в области войска Донского  военное положение и установил контакты с казачьим руководством Оренбурга, Кубани, Астрахани, Терека. Располагая пятнадцатитысячным войском, он контролировал Ростов-на-Дону, Таганрог, значительную часть Донбасса.

После получения сообщения о свержении Временного правительства на всей территории Кубанской области  с 26 октября также было введено военное положение, атаман А.  П.  Филимонов и войсковое правительство призвали население к борьбе с Советской властью.   Военное положение в Терской области ввёл атаман Терского казачьего войска М.  А.  Караулов. Атаман Оренбургского казачьего войска А.  И.  Дутов также 26 октября подписал приказ о непризнании на территории Оренбургского казачьего войска власти большевиков.

20 ноября 1917  Центральная рада провозгласила «Украинскую народную республику» (УНР) в составе России. Но это произошло в Киеве. А в Мариуполе в эти дни происходило нечто иное. Еще в июле 1917 года был создан Мариупольский комитет РСДРП (большевиков), под руководством которого местный  пролетариат начал готовиться к вооруженному восстанию. А  24 сентября  состоялось первое заседание гласных (депутатов) городской думы, избранной на основе многопартийности: в составе были эсеры, украинские социал-революционеры, объединённая еврейская социал-демократическая партия, объединённая социал-демократическая партия, социал-демократы (большевики), еврейская социал-демократическая партия «Поалей-Цион». 

17 октября Комитет РСДРП (б) избрал делегатов на II Всероссийский съезд Советов.  Через восемь дней произошла Революция в Петрограде, а 30 октября 1917 года в Мариуполе состоялась десятитысячная демонстрация рабочих (преимущественно рабочих завода «Никополь») в поддержку решений II Всероссийского съезда Советов: здесь мариупольцы услышали новые декреты новой власти. Тогда же была создана Красная гвардия, избран военно-революционный комитет.

В городе существовали параллельно действующие органы разных властей. Наряду с недавно избранной многопартийной Городской думой и комитетом РСДРП(б), в городе находился 24-й пехотный полк, избравший свою Полковую раду. Кроме того, в городе имелись и сторонники Центральной Рады, так называемые гайдамаки. Они были организованы и считали себя единственными представителями законной власти только что провозглашенной Украинской народной республики. У меня нет сведений и, тем более, точных данных о том, как развивался конфликт между этими «властями». Но то, что он имел место, ясно как из общих соображений, так и из того факта, что историографы в разных источниках отмечает, что «22 ноября 1917 года большевикам удалось захватить вагон с оружием, предназначенным для местной полиции, а 28 ноября Ревком захватил пороховые погреба. Позиции большевиков усилили миноносцы, пришедшие в морской порт из Севастополя». Около месяца продолжалось противостояние. Я не знаю, было ли оно кровавым или бескровным. Завершилось оно – на этом этапе – почти мирно: «Утром 30 декабря  1917 года Полковая рада 24-го пехотного полка потребовала от исполкома Мариупольского совета рабочих и солдатских депутатов распустить большевистский военно-революционный комитет (ВРК) и Красную гвардию и образовать ВРК от всех партий города. Однако посланная большевиками делегация из лучших ораторов смогла без единого выстрела переломить позицию солдат пехотного полка, которые тем же днём сдали оружие и разъехались по домам». Но еще оставались гайдамаки. Вечером того же дня, 30 декабря, «в Мариуполе в результате вооруженной атаки здания гостиницы «Континенталь», в котором размещалось 200 гайдамаков, прибывших из Киева,  была практически бескровно (ответа на стрельбу со стороны гайдамаков не последовало) установлена Советская власть».

Так завершился 1917-й год в политической жизни мариупольцев. А в частной жизни он завершался так, как это было столетиями: Рождеством Христовым, праздновавшимся 25 декабря (по старому стилю, а нового, напомню, еще не было), чему предшествовал Рождественский пост. Все церкви в городе еще работали, службы в них осуществлялись. На святки, наступавшие после Рождества, в семьях еще ощущалась атмосфера праздника, украшались рождественские елки, накрывались столы. Советская власть установилась как раз на святочной неделе.

Интерьер церкви в Мариуполе

Конечно, жители города, не вовлеченные в политическую жизнь страны, не могли не тревожится от происходящих «волнений» и «беспорядков». Разобраться в пестроте политических партий, их лозунгах и целях было сложно. Неудивительно, что в греческой среде многие старались «не вмешиваться», пытались воспринимать происходящее, как проблемы русских, которые выясняют отношения друг с другом. А грекам до этого как бы нет дела, можно и переждать... Надо не забывать, что греки еще недавно были на особом положении в Российской империи. Греческая автономия и органы греческого самоуправления прекратили свое существование, казалось бы, давно – семь десятилетий прошло. Но  в некоторых семьях оставалась не только память об этом, но и недовольство. В других семьях, наоборот, стремление влиться общую и единую жизнь Российской империи, преобладало.


1918-й. Семья Христофоровых

Семья Христофоровых встретила Рождество и новый, 1918 год в полном составе: отец, глава семейства Павел Константинович (51 год), его жена Любовь Ивановна (36 лет) и дети: Василий (18 лет), Елена (14 лет), Леонид (12 лет), Валентин (8 лет), Виталий (5 лет), Людмила (3 года) и 10-месячная Ксения. Это было последнее счастливое Рождество, оно же было единственным, когда вся семя могла быть вместе, когда все были живы и могли строить планы, мечтать.

Семья Христофоровых в 1914 году.
Стоит в белой фуражке – старший сын Василий. Сидят: Павел Константинович Христофоров, старшая дочь Елена, его супруга Любовь Ивановна, и сыновья: Леонид (слева), Валентин (в центре).

Василию предстояло в наступающем году окончить гимназию. Он собирался поступать в университет. Еще не решили – в какой: в Императорский Санкт-Петербургский, как дядя Игнатий, или поближе к дому, в  Харьковский, или же в Одессу – в Новороссийский. Да и на какой факультет поступать, тоже еще не было окончательной ясности. Сам Василий думал об историко-филологическом, отец подталкивал его на юридический, а учитель математики уверял, что с такими способностями надо идти на физико-математическое отделение.

Старшая из сестер – смуглая красавица Елена – блистала в Мариинской женской гимназии по всем предметам, но особенно ее хвалили учитель французского и словесности. А руководитель школьного драматического кружка,  восхищаясь ее очевидным актерским дарованием, восклицал: «Ермолова! Чистая Ермолова!». Елена училась в шестом классе и уже через год могла ее окончить, либо через два года, после дополнительного «педагогического» восьмого класса, получить Свидетельство и стать учительницей начальной школы. Мама считала, что это было бы неплохо, но отец, мечтавший о более яркой карьере и судьбе для своих детей, был уверен, что стоит, окончив полный курс, идти на «Высшие женские курсы». Хорошо учились и малыши – Ленечка и Валечка, поступившие в реальное училище Гиацинтова.

-=-

Учитель математики Филиппов

Шел январь 1918-го…

– Задание все записали? Кто не успел, спросите у тех, кто успел. На этом сегодня все. Урок окончен. Василий... Задержись ненадолго, пожалуйста. Мне надо с тобой поговорить.

Учитель математики и физики Александровской гимназии Мариуполя Мануил Георгиевич Филиппов закрыл классный журнал, снял очки, обслуживавшие его единственный, оставшийся после ранения глаз, поместил их в мягкий кожаный футляр, потом достал из жилетного кармана часы, открыл их и, глядя на вычурные стрелки, спросил:

– У вас еще есть сегодня занятия?

– Нет, Мануил Георгиевич, это последний урок.

– Ну, значит, стало быть... Пройдем-ка ко мне...

И он направился в комнатку, помещавшуюся прямо за кафедрой, в которой хранились физические приборы и учебные пособия. Василий там бывал часто, потому что Мануил Георгиевич его любил и приглашал помогать в подготовке демонстраций опытов. Учитель Филиппов еще недавно был поручиком, получил  тяжелое ранение на Великой войне, потерял правый глаз и несколько пальцев на правой руке.  Мануил Георгиевич уселся подле окна и как-то неестественно замолчал. Василий почтительно ожидал, разглядывая столь любимые его сердцу приборы.

– Вот что я хочу тебе сказать... Ты видишь, что творится. Мир сошел с ума. Скажу тебе...

Мануил Георгиевич снова замолчал. Потом повернулся в сторону и, глядя в окно, а не на Василия, продолжил.

– Ты очень способен к математике и физике, Вася, – Мануил Георгиевич никогда раньше так – уменьшительно-ласкательно – Василия не называл. – Я тебе один не слишком большой секрет поведаю. Дело в том, что в этом году гимназия закончит год досрочно. Такое решение вчера обсуждалось. Очень скоро, в начале или в середине февраля вам выдадут Аттестаты и занятий больше не будет.

– А что же будет? – спросил Василий.

– О, Господи, если б я знал... Если б я знал! Никто теперь ничего понять не может и предсказать что-либо сложно. – Мануил Георгиевич перешел на возбужденный шепот и обернулся лицом:  Гибнет, гибнет Россия! Понимаешь? И я с тревогой думаю о твоей судьбе, о судьбе вообще всех... Я не знаю, сможешь ли ты поступить в университет и продолжить свое образование. Я не знаю, будет ли университет вообще существовать. Я не понимаю, какая власть в стране и есть вообще хоть какая-то власть. Я хочу тебе сказать вот что... Я могу продолжить с тобой занятия. Гимназия закроется. Но мы можем заниматься сами. Поговори об этом с отцом. Тебе нельзя останавливаться. Математика любит молодой ум. У тебя самое главное время в жизни, сейчас ты способен усвоить такие вещи, которые через год могут показаться слишком сложными. Вот что я хотел тебе сказать.

– Спасибо, Мануил Георгиевич. А как же это может быть, чтобы не было университетов? Не закроют же их?

– О-о-о... Дорогой мой, люди очень легко и быстро могут скатиться в дикость, в звериную дикость. И им не нужны будут университеты. Не нужны будут книги. Только сила, грубая сила, способная отнять у другого. Это все, что нужно одичавшим племенам. Будь, пожалуйста, очень острожен. Ты в тех летах, когда легко можно увлечься и революционными идеями и всем прочим. Многое происходит от бурлящей крови, а не от разума. Будь острожен...

– Мануил Георгиевич, я не интересуюсь этими вещами... То есть, я, конечно, слушаю, что об этом говорят, и читаю...

– Вот!  – неожиданно перебил Мануил Георгиевич, –  Что именно ты читаешь? Это важно. Через некоторые книги и распространяется... эта зараза.

– Ну вот, «Русские ведомости»...

– Та-а-к... А почему именно их?

– Батюшка получает по подписке. Он говорит, что это одна из самых лучших газет России.

– Ну, я, пожалуй, соглашусь с такой оценкой. Однако, вот что... Ты знаешь, что произошло в Петербурге на прошлой неделе? Я имею в виду Учредительное собрание?

– Да, я знаю... То есть я не совсем еще разобрался. Оно, кажется... Прекратило свою работу, да?

– Хм, «пре-кра-ти-ло»... Он не прекратило, его просто разогнали! Понимаешь, что это значит? Это значит, что прервалась законность передачи власти! Государь отрекся от престола, полагая, что учредительное собрание решит дальнейшую судьбу России. А теперь вот, решать некому: боль-ше-ви-ки!  Да-с! Боль-ше-ви-ки! Впрочем, дорогой мой, еще один совет для тебя готов: будь осторожен не только в делах и поступках. Будь осторожен и в словах. Наступило время, когда одно неосторожное сказанное слово может погубить человека. Вот так...  Слышал ли ты, что вчера в Киеве провозгласили уже опять  новую  власть? Ведь мы теперь, по мнению этих киевских господ, выпустивших свой четвертый «универсал» уже не Россия, а независимое государство – Украина!

– Как это – «не Россия»? Но Россия же есть, она не может...

– Эх, Вася, дорогой... Россия-то есть, да нас в ней уже нет. Но, Бог даст, еще не все кончено, еще посмотрим! Ну, спасибо тебе, спасибо, – Мануил Георгиевич вдруг куда-то заторопился, – Мы потом еще поговорим. А теперь ступай. И помни, что ты создан для математики, для большой науки. Не дай себя завлечь во всякие модные теории. Ступай. И батюшке твоему передавай поклон.

– Благодарствую, Мануил Георгиевич. Непременно передам. До свидания.

-=-

Одиннадцатого  февраля, в понедельник,  в гимназии прошло торжественное собрание, были вручены Аттестаты и похвальные листы. Василий Христофоров окончил гимназию с похвальным листом и был награжден книгами: собранием сочинений Лермонтова. Это была тяжелая, толстая книга довольно большого формата. Она была необыкновенно красива: небесно-синий шелковистый переплет с глубоким тисненым узором по всей поверхности. А в центре на золотистом фоне написано: «М.Ю. ЛЕРМОНТОВЪ».

Дома Васечку все поздравляли и даже смогли накрыть что-то напоминавшее праздничный стол. Книгой все любовались. Павел Константинович бережно держа ее в руках прочитал вслух: «Два тома под одной обложкой, издание товарищества М.О. Вольф…» А потом поставил ее на полку уже довольно большой семейной библиотеки. Василий рассказал о предложении Мануила Георгиевича продолжить занятия математикой и физикой. Отец сказал, что он это предложение одобряет, но хочет сам поговорить с Мануилом Георгиевичем.

Занятий, однако, так и не удалось организовать, потому что Мануил Георгиевич куда-то неожиданно уехал. Василий занимался самостоятельно. Куда ему теперь поступать учиться было совсем непонятно, потому что в Киеве уже шла война между большевиками и Центральной радой. В лексикон вошло слово «петлюровцы». Потом город заняли немцы. Потом в лексикон вошли слова «гетман Скоропадский» и «Украиньска дэржава». В Харькове, кажется, были большевики. В Одессе власть менялась чуть не каждый день. Университеты не работали нигде. Может быть, в Москве и Петрограде работали, но точных сведений у Василия не было.