Жила-была себе страна Япония. Жила замкнуто и никого к себе не пускала. Первыми их как-то развели если не на гостепреимство, то хотя бы на терпимость – португальцы. Где-то веке в XVIII… Наряду с матросами и торговцами, туда стали приезжать и миссионеры-католики, в обычае у которых, как и у всех христиан, соблюдать посты.  Для поста отводится некоторое определенное время – tempo – по-португальски, по-испански и по-итальянски… В этот период времени – «темпо» – миссионеры не ели мясо, но с удовольствием потребляли рыбу и прочие морепродукты. А чтобы было повкуснее, обжаривали в кляре, как это принято в Европе повсеместно. Японцы подсмотрели, запомнили и внедрили в свой быт под именем «тэмпура» – так они стали называть вообще все блюда, приготовленные в кляре и подаваемые с традиционными японскими соусами.

Так что, наверное, было бы правильным назвать блюдо так: «темпура из тигровых креветок и овощей с гранатовым соусом».
«Лосось на морских водорослях со свежими огурцами, зеленью и соусом «Бальзамик».

Между прочим, лосось как-то тяжеловат для моего желудка. Стараюсь его избегать. Так что этот пункт        пропустим.

«Голубцы из савойской капусты в тыквенном соусе».

Ну, голубцы они и есть голубцы, хоть из савойской капусты, хоть из подмосковной белокочанной. Гораздо важнее начинка, приготовление, подбор нежных листьев, соус – тогда вы не всегда на вкус отличите из какой капусты сделаны голубчики. Цвет, конечно, выдаст: савойская обладает, обычно, насыщенным зеленым цветом. Но я не хочу голубцы: «просто не хочется»… Пойдем     дальше.

«Пирожки с уткой и румяным яблоком, с бараниной и луком «Конфи», с лососем и шпинатом».

Тут внимание  людей,  воспитанных  на  советском общепите, может привлечь словосочетание «лук Конфи». Не оставим это без внимания: ну кто кроме меня вам про это расскажет? Разве что знакомый шеф-повар… Но где он и где я? Я-то уже рядом, так что слушайте, пока мой брат всё идет и идет…

«Конфи», это по-французски. В подлиннике – «confit», но французы народ щедрый на буквы (зато на все остальное – ни боже мой) и поэтому любят в конце слов написать одну, а то и несколько совершенно ненужных, не читаемых и не произносимых букв. Так и тут: буква «т» в конце пишется, но не читается. Однако, переходя в другие языки, французские слова часто начинают звучать иначе: «Paris (Пари) – ПариЖ». Так и с этим словом: оно превратилось в русской кулинарной литературе в слово «конфит», означающее способ приготовления и, одновременно, консервации многих продуктов: от овощей и фруктов, до мяса и птицы. Из этого же источника и «конфитюр».
Продукт долго – два-три часа – томят в духовке в собственном жире (мясо и птицу, например), или в оливковом масле (скажем, лук, помидоры или яблоки), добавляют специи и достигают состояния консервации. Потом продукт можно хранить годами. Подавая к столу подогретым или просто как приправу. В зависимости от специи конфит-продукт может быть острым, пряным и сладким.
 
Так что пирожки с «конфитным луком» могут быть вполне вкусны. Странно: пирожки я люблю с детства, но ничего из предложенного не хочу. Вот мама делала пирожки – это да!

…доставалась огромная, циклопическая  разделочная доска: примерно метр двадцать на восемьдесят сантиметров. Доску сделал наш дедушка собственными руками. Начиная с валки леса, распиловки его на доски и т. д. Доска укладывалась на кухонный стол. Доставалась    жестяная квадратного сечения банка из-под маслин, в которой традиционно хранилась мука с алюминиевым совочком, напоминающим детский. Мука насыпалась горкой посередине доски, потом в горке делалось углубление, в него  клали мягкое, нарезанное на кусочки сливочное масло,  потом туда добавлялась сметана, немного соли,  соды, гашеной уксусом в столовой ложке, и все это замешивалось. Да, мама еще и сахарку туда добавляла.
Получалось вкусное рассыпчатое тесто.  Потом его разделяли на колобки, складывали в миску, помещали в  холодильник, и, через некоторое время раскатывали тонким блином диаметром сантиметров 60. Затем тонкостенным чайным стаканом вырезались кружочки, из которых и делались пирожки.
Хорошие маленькие пирожки получались вкусными с любой начинкой. Я любил с яблочным приварком с корицей. Не знаете что такое яблочный приварок? А я не скажу, а то вы подумаете, что я сумасшедший графоман готовый строчить абы что по любому поводу и безо всякого повода, просто так, по случайной ассоциации.
Не согласен!

Мой брат научил меня смотреть на окружающий нас мир по другому.  Он научил меня не просто топать по улице из пункта «А» в пункт «Б», опустив башку, наполненную скучными заботами. Он научил меня даже не просто смотреть на мир, а осматривать его! И это самое прекрасное занятие из всех.

Брат научил меня смотреть на небо и облака, деревья, травы и воды, сучки, ветки, листья, птиц, рыб и зверушек, осматривая их взглядом художника, который должен всё запомнить, всё приметить: цвета, оттенки, формы, тени, перспективу, пространство, пятна, линии… Он показал мне, что такое рефлексы, и я впервые увидел цветные  тени.
Брат научил меня смотреть на дома и видеть в них столь многое, что это не надоедает мне вот уже полсотни лет.  Он научил меня видеть, как дом устроен и как он построен, где заканчивается фундамент и начинаются стены, как и из чего устроена крыша, окна, двери, видеть руст, пилястры, сандрики, отличать и узнавать архитектурные ордера, знать детали антаблемента, части колонн, замечать энтазис, он наполнил не только мой лексикон, но и мой осознаваемый мир образов понятиями «архитрав», «фриз», «карниз», «триглифы», «метопы», «каннелюры», «обломы», капители», «волюты», «аканты»…
Благодаря тому, что в доме были его книги по архитектуре и прочим видам изобразительного искусства, я узнал историю архитектуры и живописи, я перелистывал Палладио и Витрувия, благодаря брату я научился натягивать чертежную бумагу на планшеты, научился технике отмывки, попробовал писать маслом, держал в руках мастихин, гипсовые головы, носы, губы и уши, резал линогравюры, лепил из глины и делал гипсовые отливки, посещал художественные выставки, мастерские художников, присутствовал на занятиях архитектурного факультета, участвовал в сплошняках в период курсовых и дипломной практики…
И слушал, слушал, слушал…
Теперь вот говорю, говорю, говорю – да так, что не остановишь: полезло наружу!

***
Ну вот, уже музыканты начинают выходить на подиум… А моего профессора все нет.

Танцовщик! Ты богат. Профессор! Ты убог.
Конечно, голова в почтеньи меньше ног.

Вы, поди, думаете, что это я пытаюсь остроумничать, намекая на скудное жалование современных профессоров? Фиг вам, господа отгадчики! Написано это в 1759 году – опечатки нет, именно двести пятьдесят лет тому назад! – поэтом и драматургом Сумароковым  Александром Петровичем.

Первым выходит ударник. Это тот, кто ползал недавно по подиуму, проверяя крепежи ударной установки. Теперь он садится, примеряется к расположению барабанов, тарелок, педалей и прочих штучек, называемых среди музыкантов «перкуссии». Потом вышел парень с гитарой. Довольно необычная у него гитара. Вроде бы бас-гитара, если судить по толщине струн, но их там  явно не четыре, а чуть ли не все шесть. К тому же на ней вообще нет ладов, а как на контрабасе, виолончели или скрипке. Интересно… Это значит, что на ней можно выдать плавное глиссандо с подвываниями… Послушаем.
Потом появился парень, музыкальное амплуа которого нынче называется «клавишник». То есть он лабает на всём, у чего есть клавиши: пианино, синтезатор и т.д. Тут у него большой набор каких-то клавиатур в которых разобраться сложно. Тут просто знать надо – что к чему. А я не знаю.
А Козлова пока нет… Они там рассаживаются, что-то между собой говорят, а главный пока за сценой.
Мой тоже пока «за сценой», но если он и опоздает – не страшно: мы у самого входа-выхода, никому мешать не будем.

***
…мы спим в одной комнате. Он в одном углу на железной кровати с никелированной верхней дугой спинки и панцирной сеткой, я в другом на точно такой же кровати. У него рядом с кроватью письменный стол с одной тумбочкой – и у меня точно такой же стол. Между столами – окно во двор. На подоконнике большой стеклянный цилиндрический аквариум. Рядом с ним сидит, смотрит на рыбок и время от времени лапкой щупает воду сибирский кот Дымка. Его в дом принес мой брат, взяв котенка у одноклассника Нюмы¹⁵. В аквариуме рыбки – гуппи и меченосцы, и разные водоросли: ряска трехдольная, валлиснерия… Названия других – уже не помню. Зато помню как мы ходили ловить дафний, как дафнии жили в отдельной банке, как ими кормили рыбок… Этого всего инициатором был братик.  Еще он принес в дом морских свинок. А также развёл голубей, построив голубятню на балконе. В доме побывали ужи, черепахи, некоторое время в туалете жила курица, в ванной плавал карп, содержались птички в клетках…
 Из окна видна школа – в соседнем дворе. Мы оба учимся в этой школе. Он – круглый отличник. Я – «хорошист».  Когда я учусь во втором классе, он учится уже в четвертом, я в третьем – он в пятом, я в девятом, он – в одиннадцатом. Но вот школу мы окончили с разрывом в один год: он учился 11 лет и на нём этот образовательный эксперимент завершился, а я уже оканчивал десятилетку. Так что, когда я был на первом курсе, он был на втором, я на втором – он на третьем, после чего произошел разрыв и этой закономерности: я бросил институт и  резко «вырвался назад»… Но это другая история и написать её пока некому.
Я же пишу про крепкие, но яркие цветные сны двух очаровательных мальчишек, родных братьев, окружённых огромной и самозабвенной любовью матери, бабушки, отца. Да, ещё, пожалуй, и старшего брата. Так что семейка эта  уравнение-то непростое… Временами с шестью, потом – после смерти бабушки – с пятью неизвестными.
И снится им…
Интересно, эти сны где-то существуют?

***
А я думаю, что сны где-то существуют… Я вообще люблю иногда поверить во что-то совершенно антинаучное. Это будит фантазию и наполняет жизнь романтикой. Веселее как-то делается. По-научному – нет загробной жизни. По ненаучным предрассудкам – есть. Что веселее? Что я выберу?  Причем ни то ни другое проверить невозможно. Так я лучше выберу что получше… Пусть будет жизнь после смерти. А как это согласовать с базовым   образованием и научной картиной мира? Тут все просто. Есть некая «научная картина мира вообще», её знают немногие, а во всей полноте никто. Сопрягать или, напротив, противопоставлять научную и ненаучную картины – их дело. Моё дело в другом.  Есть фрагменты «научной картины»  в моём сознании. Вот с этими фрагментами мне и надо найти согласование. А с самим собой всегда легко договориться, особенно если при этом вопросы совести не затрагиваются, а речь идет лишь об умозаключениях… Всегда можно сварить некий интеллектуальный супчик из того что есть, подправить вкус приправами эмоций и психологической защиты и получится бедотво. Ударение на последнем слоге. Или бедатво – как вам больше нравится. А как на самом деле знает лишь тот самый брат, которого мы тут ждем уже… Чёрт знает сколько!
Потому что именно он придумал как слово «бедотво», так и его сущностное наполнение. Бедотово, господа, это блюдо, приготовленное из того, что есть, некая эклектичная мешанина  из всяких остатков продуктов. Но если за дело берется человек интеллигентный – даже если он маленький мальчик, каким был мой брат в то время, когда  придумал бедотво – получится вкусно, сытно, радостно и еда превратиться в игру, в праздник!
Мой долгожданный брат придумал еще одно хорошее слово – «курицебаза» (вместо реальной яйцебазы, служившей путевым ориентиром на маршруте к  Елене Петровне Сташко). И не только эти слова он придумал. Он вообще знатный сочинитель.

Так что ведомый творческим гением брата я научился готовить бедотво, в том числе и бедотво интеллектуальное. И мне с ним – интеллектуальным супчиком – хорошо, легко и просто.

Супы.

«Японский суп с мидиями и лососем».

Ну вот, теперь все помешались на японской кухне…  Побросают в пустую горячую воду травы, кусочки лосося и кестик¹⁶ мидии, подадут это в фарфоровой  чашке с голубым орнаментом, придвинут плошку соевого соуса, миниатюрный подносик с васаби – и ешьте, господа! А варить кто будет? Пушкин?
Мы наваристые супы любим… Например, суп вермишелевый с курицей.  До чего ж хорош, собака! Или вот сырный суп – хоть, говорят, и французский по происхождению, а вкусный! «Коньяк французский, но хороший» – говорил один пехотный капитан…
Что там у них еще?    

«Солянка сборная мясная».

Ну, вот это уже кое что… Её, конечно, приготовить надо правильно, не переборщить с солеными огурцами, лучше побольше маслин.  И маслины должны быть без косточек, но надеяться на это всё равно, что верить в мир на Ближнем Востоке. Но вообще-то, по сути, солянка сборная тянет на то, чтобы быть причисленной к семейству бедотво. Или «бедотвей»? «Бедотвов»? С ума сойдешь с этим русским языком! Оправданием мне может послужить лишь то, что единственная четверка в моем аттестате зрелости, это четверка по русскому языку. (В смысле, –  остальные пятерки. Без этого уточнения  можно было  бы ошибочно предположить, что четверка по русскому –   лучшее, чего я смог достичь в школе. На самом деле – это худшее, до чего я смог докатиться. И не последняя причина того, что я зацепился на столь приличном уровне, а не скатился в состояние устойчивого и заслуженного равновесия где-то пониже, состоит во влиянии  сияния золотой медали, полученной моим братом в школе.  Мне даже по ошибке доверили пост секретаря комитета комсомола школы, который до меня заслуженно занимал мой брат. Я же, получив сию почетную должность по наследству, работу развалил, мне был объявлен выговор с причитаниями: «Родные братья, а какие разные!»
Конечно разные: я вот почти никогда не опаздываю, а он где, я вас спрашиваю?!

Опаздывает – зато какую радость доставляет, когда приходит, всё-таки!

А пока будем развлекать себя сами. Тем более, что пацаны снова включили музыку, а я-то думал, что вот-вот играть начнут. Музыка, по правде сказать, неплохая. Инструментальное исполнение всемирно известной еврейской песенки «Бай мир бист ду шейн…»  Помните? Утёсов ее пел со словами «Барон фон дер Пшик попал на русский штык…» А в благословенные шестидесятые на «Мелодии» вышла пластинка, где эта музыка под названием «Моя красавица» исполнялась не помню каким оркестром – кажется, под упр. Скоморовского. Но без слов. Питкин¹⁷ приносил грампластинку послушать. А слова-то, на самом деле, были такие:  «Красавица моя красива, как свинья, и всё же мне она милее всех. Танцует, как чурбан, поёт, как барабан, но обеспечен ей всегда успех… Моя красавица всем очень нравится с походкой легкою, как у слона…».  Есть еще сто вариантов текста на этот фокстрот, написанных на разных языках. Вот, например, начало ещё одного варианта по-русски: «Старушка не спеша  дорожку перешла, её остановил милиционер…» и т.д. А вообще-то этот фокстрот появился в тридцатые годы и написал его Шолом Секунда. «Bei mir bist du scheyn» – «Для меня ты самая красивая...», слова Якоба Якобса. Эта песенка из бродвейского  мюзикла на идише «Ме кен лебн нор ме лозт ништ» («Можно было бы жить, да не дают»). Ну, напомню еще один вариант текста на русском, который я услышал как раз от этого самого брата, которого жду и дождусь-таки, и который звучал в  популярной телевизионной программе «В нашу гавань заходили корабли»: «В Кейптаунском порту с пробоиной в борту «Жаннета» оправляла такелаж…».