Слушать музыку и говорить о музыке

Из цикла «Музыкальный петушиный хвост»¹

Включены эссе: «Слушать музыку и говорить о музыке»; «Музыка, как инструмент генерации эмоций»; «Эмоции и чувства»; «Дюжина каденций»; «Пятнадцатая симфония Д.Д. Шостаковича»; «Музыка и Город».

[«Петушиный хвост» – это для прикола, чтобы привлечь внимание. Я хотел сперва назвать эту часть книги «Музыкальный коктейль». Потом мне показалось, что это как-то банально, стал выдумывать нечто иное, типа «музыкальный дивертисмент», или «парафраз»,  но всё это мне тоже не приглянулось... Размышляя, я неожиданно для самого себя внезапно осознал, что слово «коктейль», если его просто перевести с английского, будет означать «петушиный хвост». Я поинтересовался – откуда это, почему именно так лет двести тому назад американцы  прозвали свои смеси алкогольных напитков: cocktail. Выяснилось, что есть несколько легенд, объясняющих происхождение этого словосочетания. Одни связывают это с петушиными боями, проводившимися тогда в американских  барах, другие – с яркой расцветкой получавшихся смесей. Для меня сейчас не так важна этимология слова, как его современный смысл, потому что в этой части книги я собрал, то есть смешал в одном месте, короткие эссе, реплики, рассуждения на музыкальные темы, столь же пестрые и претенциозные, каким бывает петушиный хвост.]

Сама по себе мысль – говорить и писать о музыке – рискованна. Можно, разумеется, что-то рассказывать об истории создания произведения, можно говорить о судьбах композиторов и исполнителей, о реакции публики и т.д. Но говорить и писать что-то, пытаясь воспроизвести в слове те эмоции, которые возникли в результате прослушивания музыки – очень рискованно и, пожалуй, странно.  Во-первых, музыка тем и отличается от литературы, да и вообще от словесного способа взаимодействия между людьми, что она воздействует на эмоциональную сферу непосредственно.

Если, например, вы хотите вызвать в читателе или слушателе печаль, или страх, используя слова, вы будете описывать что-то грустное или страшное, будете стремиться воссоздать с помощью  слов образ печального или опасного.  Тогда этот образ возникнет в сознании, в воображении слушателя или читателя и уже сам станет порождать в его эмоциональной сфере чувство печали или страха. Музыка же делает это мгновенно, напрямую, минуя обязательное создание промежуточных предметных образов. Музыкальные звуки сами по себе воспринимаются нами как  эмоционально окрашенные. При этом предметные или беспредметные образы тоже могут у нас возникать, однако они могут быть совсем не теми, которые были, возможно, в  воображении композитора или исполнителя, да и у нас самих при повторном прослушивании одного и того же произведения могут возникать новые образы. Однако, некоторые  повторяющиеся закономерности замечены давно. То, что определенные гармонические последовательности вызывают сходные эмоции у многих людей, позволило мне однажды написать вот это четверостишье:

Си-минорное трезвучие грусть-печаль в себе  хранит,
До-мажорное трезвучие – сапогами о гранит,
Ля-минорное арпеджио изломает, истомит…
Ты играй. Хоть дело случая, но она – не устоит!