Пятнадцатая симфония Д.Д. Шостаковича

Из цикла «Музыкальный петушиный хвост»¹

Включены эссе: «Слушать музыку и говорить о музыке»; «Музыка, как инструмент генерации эмоций»; «Эмоции и чувства»; «Дюжина каденций»; «Пятнадцатая симфония Д.Д. Шостаковича»; «Музыка и Город».

(Фрагмент из неопубликованной повести «Мулька». Главный герой повести по прозвищу Паук, пребывая в одиночестве и добровольной изоляции, сам с собой размышляет о музыке.)

…Как же глупы и примитивны все эти музыковеды! Они все время из великого ДДШ (Дмитрия Дмитриевича Шостаковича – прим. С.Б.) пытаются сделать борзописца-фельетониста, который, чуть что, садится и строчит музыкальные фельетоны, памфлеты и жалобы потомкам на ужасный режим. И даже не алгеброй они поверяют гармонию, а указивками идеологических цензоров или духовными террористами из числа сиюминутных «властителей дум»: вот тут «фашисты наступают», а это вот – «сталинский гнет, тоталитаризм», а это вот – его протест против системы, а тута композитор хотел показать, как он страдал от…

Жуть полная. И эту недоумственную жвачку внушают студентам многих поколений… Я же – сам для себя – сказал бы иначе...

Первая часть. Alegretto.

А что первая часть?  Это радостное рождение, обретение душой тела, обретение телом жизни земной. Безмятежной  и светлой. Жизнь и придумана для радости, танцев, улыбки, шутки. В ней нет ничего серьезного, не должно быть ничего серьёзного. Она прекрасна, она весела и игрива как марш Россини, который уже есть в этом звонком, мажорном мире, в котором предстоит жить! И обиды в нём легки – неглубоки и коротки. Нахмурить брови – достаточно; потом снова развеселый марш, лошадки, мундиры, аксельбанты…. «Игрушечный магазин»? – Да, «life is such an easy game to play «.

Но что это? – В этом мире есть и тревога! И зло! И ужасы! Кто это, что это там беснуется и ничего                не боится?!

…А, да ладно, – это где-то, а я – здесь, и я молод! Ах, Россини, ах, скачки, скачки, скачки! И пусть они тут рядом беснуются, может, и я в этом вихре покручусь, поиграю с ними вместе?
И деревянные молоточки  мягко постукивают, но пока неясно – о чем? Разве  «вуд-бокс» это то же самое, что деревянный ящик, гроб?

Вторая часть. Adagio. Largo. Adagio.

Но, что это? Что они сделали, эти беснующиеся? Так это же Смерть! Скорбь. А жизнь-то, оказывается, конечна… И конец её некрасив, несправедлив и горестен. Плачет, плачет душа-скрипка по ушедшим,  и ужасный лик «той стороны» на миг появляется здесь, в этом мире. И только виолончель-мудрость пытается примирить жизнь со смертью… Трепещут альты-предвестники инфернальных труб и тромбона, но флейта-жизнь робко и тактично напоминает, что она есть на этом свете. Однако, тромбон уверен – победа будет за ним, живите и ждите.
Мы придем.

Неужели всё так печально? – плачет скрипка.

– О, да! –  торжествуют медные. Торжествуют и выстраиваются в несметные полки, тяжелым мерным шагом движущиеся. Пока ещё на горизонте, пока ещё не надвинулись, а свернули и ушли за горизонт. А мягкие деревянные молоточки и треугольник с колокольчиками пытаются подсказать, что есть и что-то иное, что сильнее медных, сильнее неотвратимости смерти.
Так что же делать?

Третья часть. Alegretto.

Но пока, смерть – главное. А раз так, значит, жизнь бессмысленна, и можно делать все, что угодно.
...И-и – ах! Ля-ля-ля…
Даже в войну можно поиграть – всё будет так потешно… Конечно, временами что-то зловещее всплывает, но это просто кажется… От этого легко отмахнуться. И с ухмылкой странной, вихляющей, дерзкой походкой, шляться среди всей этой бессмыслицы!

Четвертая часть. Adagio. Alegretto.

Паук вдруг понял, что имел в виду ДДШ в своём неожиданном финале 15-й симфонии…

Ведь это растворение в вечности, слияние с Абсолютом! Наше тело умирает, но душа бессмертна и она с тихим звоном, рассыпаясь, раззваниваясь, раззвякиваясь, мягко постукивая  вбирает в себя весь мир, а весь мир вбирает в себя ещё одну вечную, неуничтожимую душу…

Это уход, но уход в вечность, в вечную Жизнь!

В начале четвертой части он снова вводит в мир мрака, жути, страха смерти. Душа трепещущая, ещё не отделенная от тела боится. Она жалобно, голосом скрипки тянется к жизни, к свету. Вступают флейты – это жизнь!  Скрипки певуче сливаются в ансамбль, но тревога не проходит. Это ещё не страх смерти, это – знание о смерти. И тяжкие, тревожные, но пока тихие басовые звуки говорят о непрерывном существовании параллельной жизни, или смерти, или жизни-смерти.

Это тёмное пространство с мрачными медленно движущимися жуткими готическими  фигурами в капюшонах,  обрамляющих чёрную бездну вместо лица. Это мрачная, побеждающая всё сила, она торжествует! Это торжество смерти-жизни над жизнью. Медные побеждают и злорадствуют. Великий вагнеровский Бог иного мира! И вся процессия медленно удаляется…
Смятение…

И вдруг, осторожно, через борьбу и страх, но всё увереннее приходит чувство возрождения, продолжения жизни, жизни души после смерти тела.

Но это другая жизнь, другая её форма – нежные звоны колокольчиков  и мягкие деревянные постукивания вуд-боксов и кастаньет, ритм вечного движения и вечной жизни…
Вуд-бокс – не гроб, кастаньеты – не кости. Колокольчики – не погребальный звон.
Жизнь вечна!